Старшина! Люди растаскивают панское добро, рубят лес, косят сено, а ты что? Податей не платят, законов не выполняют, властей не признают, а кто виноват? Старшина! О ком поют песни на ярмарке? А тут еще дома не ладно, сноха бросила мужа, навеки ославила, водится с бунтарями. Когда-то старшина самому черту мог обломать рога, а теперь он последний человек на селе! Безнаказанно издеваются, насмешничают. В глазах темнеет - сколько бед и напастей свалилось на старшину этим летом!

Приснился ему ужасный сон - не к добру: будто попадали со всех церквей купола... Убивают князей, министров!.. И собаки лают на запад, и вороны каркают, и петухи поют - плохие приметы... Стоит стог сена, и на стогу сидит Орина - молодая, голая, - к чему это?

На селе начались волнения, и хозяева сошлись к Калитке на совещание. За рюмкой разговаривали о жгучих делах.

Мамай захмелел, отяжелел, набрякшее сытое лицо его чуть не лопается, налег мясистой грудью на стол, неловко размахивал руками, наставлял, поучал кумовьев.

– Наше дело - направлять людей... Руководствовать ими. И быть незаметными для начальства. Аренду прихватить, вырвать луга и пастбища. Мы что? Люди требуют!

– Смотрите, кум, не прогадайте, - предостерегал Калитка соседа от опасных мыслей, хоть сам не представлял себе, что может случиться, - все село, вся губерния бунтует. На всякий случай мудро высказывал неясные мысли, предостережения.

Остапа Герасимовича ничто не пугает. Пустое, зряшный переполох. Он видит далеко.

– Забастовка нам на пользу, требование высокой оплаты выгонит помещика с земли. Уже и так ходят слухи, что помещики сбывают землю, скотину. Капнист, Суханов не хотят заниматься сельским хозяйством. Невыгодно. Дойдет очередь и до Харитоненки. Кто будет у него покупать? Захар? Грицко?
– с усмешкой доказывал Мамай.

Мороз даже просиял от убежденных слов кума, понял:

– Откуда этим Захарам достать денег? Не у них ли описывали подушки за подушное?

– Дело даже не в деньгах, - учил Мамай кумовьев (не понимают они в политике, сразу видно). В ответ на удивленные взгляды собеседников пояснил: - Зачем деньги? Даром? Нет. Надо выполнить закон и быть в выгоде. Вексель. До покрова. А там будет видно - манифест или переменится власть. Кто будет арендовать или покупать землю? Чем будут работать? На своей нивке не могут управиться. Пусть берут. Жаль? А чем работать? Кто будет устанавливать порядки? Мы с вами! К нам придут: спасите! Наше дело сторона. Мы что? Выручить человека в беде сам бог велел.

Все были в восторге от пылкой, остроумной речи - быстрый умом человечище, угловатый, но хваткий! Ясная голова! Вот кому быть земельным министром! Такой не пропадет, не погибнет. Исполненные приязни к Мамаю кумовья пьют и заплетающимися языками бормочут:

– А кто будет обрабатывать - видно будет...

Морозу теперь все нипочем - после того как его по приказу земского сняли со старост за то, что он в комиссии ходил к пану а предъявлял требования. Общество выбрало, разве же он виноват? Мороз, слава богу, только избавился от мороки.

Лука Евсеевич вспомнил о тех палках, которые достались Калитке от людей. Для него все обошлось счастливо, он теперь самый обыкновенный человек. Даже на душе легче. Пострадал за народ... А нового старосту общество выбирать не хочет: "На черта он нам?" Старшину не признают: "У нас теперь своя власть, сельский комитет!" Захар теперь всему голова!

Тут Калитка перевел разговор: на него возложено ответственное дело (кто как не он на глазах у начальства) - как бы словить Нарожного, который убежал из Сумской тюрьмы. Исправник наказывал, чтобы подстерегли...

Высокая награда от губернатора мерещилась Калитке.

Сколько дел свалилось на голову Захара! Везде он стал нужен. Без него сход не начинают, требования пану предъявляет он, выбирают его, а не Мамая, забастовкой он руководит, направляет, чтобы никто к пану на жатву не шел, он же верховодит обществом - глава сельского комитета! Уже давно среди людей идет разговор: на черта нам старшина, шкуродер, прощелыга, обманщик, хапуга? Все за народную власть, за Захара - податей не плати, повинностей не отбывай.

– Кто пойдет к пану на жатву - будет гореть!
– Страшная эта угроза повисла над селом, и все знали, что бросил эти слова отчаянный Грицко Хрин, бросил не на ветер.

А на стражника, урядника и старшину, которые были раньше (раньше!) знатными людьми на селе, никто не хочет даже и смотреть, они заслужили общее презрение, и начальники боятся показываться днем на улицу ненавистны всему селу. Как-то ночью люди наделали даже убытков начальникам - у кого разобрали ограду, у кого сняли ворота и пустили их вниз по течению Псла, расшили хлев, засыпали колодцы, - и верховодили нападением кто же, если не Захар, Грицко, Павло, Орина? Задорная молодка разоряла своего тестя! Уж и поиздевались же и натешились над панскими прихвостнями той благостной ночью!