Шрифт:
Я развел руками.
– Каким образом - я ведь не механик.
– Вокруг загоготали.
– Может, пожарных вызвать? Или полицию?
– Нет, черт побери! Послушай, старина, мне не до шуток.
– Бингхэм нервно затряс металлическую решетку, опасаясь, что может уронить свое достоинство.
– Помоги, дружище!
– взмолился он.
– Вызволи меня отсюда. Не бросишь же ты коллегу и друга в беде!
– Что ж, попробую, - вздохнул я. В конце концов выражение "права человека" относилось даже к Бингхэму. Хотя и с натяжкой.
– Подожди минутку.
– Спасибо, старина, - обрадовался он.
– Я знал, что могу на тебя рассчитывать.
Я как можно медленнее побрел прочь по коридору, высматривая кого-нибудь из техников, и вдруг заметил груженую тележку, на которой развозили обед для больных. Среди прочей снеди я разглядел бананы. И тут меня осенило.
Вернувшись к лифту, я с удовлетворением увидел, что толпа удвоилась, а Бингхэм остервенело трясет решетку.
– Наконец-то!
– оживился он, узрев меня.
– Ты очень шустро... Эй, что ты делаешь?
Я медленно оторвал от грозди несколько бананов и принялся один за другим совать их ему сквозь прутья решетки. Моя нехитрая пантомима вызвала взрыв восторга среди собравшихся зевак, к которым присоединились ребятишки из разместившегося по соседству детского отделения. Радостно улюлюкая, они подбадривали меня:
– Дайте ему палку! Пусть сам достанет!
Бингхэм побагровел и затрясся от бешенства.
– Этого я тебе никогда не забуду!
– прошипел он.
– Погоди, вот только выйду - я с тобой разделаюсь!
– И для пущей убедительности подпрыгнул.
В толпе застонали.
– Хвост не прищеми!
– задорно выкрикнул кто-то.
Утирая слезы, я засеменил прочь. Впервые за всю свою врачебную карьеру я был доволен.
Уже сидя в автобусе, я развернул рекомендательное письмо профессора. Его краткости можно было позавидовать:
"Всем заинтересованным лицам.
Доктор Гордон в течение последних трех месяцев был моим младшим ассистентом в травматологическом отделении. Со своими обязанностями справлялся разве что к собственному удовлетворению".
Глава 3
Я приучился открывать "Британский медицинский журнал" по-китайски, с конца: последние двадцать страниц пестрят объявлениями с предложениями работы, а собственное благополучие - точнее даже возможность заработать на кусок хлеба с маслом - озаботило меня вдруг куда более, чем прогресс мировой медицины.
Провинциальных клиник, приглашающих начинающих хирургов, было в журнале предостаточно, хоть пруд пруди, и я, накупив марок, состряпал весьма элегантные заявления, которые разослал по дюжине адресов. Поскольку на проезд к местам собеседования мне полагался бесплатный билет третьего класса, я решил, что, по крайней мере, смогу посмотреть страну за счет Национальной службы здравоохранения.
Очень скоро выяснилось, что сногсшибательным успехом я не пользуюсь. Во-первых, меня угнетала сама обстановка, царившая на собеседованиях. Если перед устным экзаменом группу студентов объединяет дух товарищества, как у заключенных, приговоренных к расстрелу, то приемная возможного работодателя походит скорее на спасательную шлюпку, в которой иссякают запасы провизии и пресной воды. Во-вторых, в присутствии членов комиссии я почему-то всегда садился на единственный пустующий стул с чувством собственной вины. Кончалось это всегда тем, что я дергал себя за галстук, ломал карандаши, отвечал невпопад, нес околесицу и вообще держался как полный идиот.
Я побывал уже на нескольких собеседованиях, ставших в моем представлении столь же неразличимыми, как визиты к зубному врачу. Все они состоялись в каминных залах, украшенных портретами разъевшихся краснолицых деятелей в белых халатах, дипломами, неизменным бюстом Гиппократа в углу и списками жертвователей. Посредине зала возвышался массивный стол из красного дерева, способный, по-моему, выдержать танк, а вокруг сидело около дюжины самых устрашающих людей, что я когда-либо видел.
Самым важным было, войдя, сразу определить, кто из сидящих - врачи, а кто - непрофессионалы: деятели из муниципалитета и обычные члены правления. Это было необходимо, чтобы соответствующим образом корректировать ответы на вопросы; к чему, например, сыпать медицинскими формулировками перед оптовым торговцем обувью. Так, например, на одном из моих первых собеседований член комиссии в клерикальном облачении спросил меня торжественным тоном:
– Как вы поступите, доктор, оперируя ночью в полном одиночестве, если у больного начнется не останавливаемое кровотечение?
На что я уверенно ответил:
– Вознесу молитву Господу, сэр.
И тогда сидевший по правую руку от меня тщедушный человечек проснулся и спросил:
– А не кажется ли вам, молодой человек, что вы могли бы сначала позвонить своему главному хирургу и посоветоваться с ним?
Работу я там так и не получил.
В одних комиссиях интересовались, играю ли я в крикет или на пианино, в других спрашивали, женат ли я, третьих занимали мои политические взгляды и моральные убеждения. Что бы я ни отвечал, почему-то неизменно вызывало у вопрошающих разочарование, а то и вовсе повергало в недоумение. После короткого молчания следовал разочарованный вздох, а затем председательствующий благодарил меня за приезд и обещал известить о принятом решении.