Мою заметку приняли, хотя она была нейтральной, как говорится «ни нашим, ни вашим». Когда мне указали на мою ошибку, что надо бы и свое отношение выразить, то я сказала, что не доросла оценивать действия вождей. Меня поддержали даже в комитете комсомола и деканате, а вот «серый кардинал», так я обозвала как-то нашего препода по марксизму, сделал мне замечание уже на лекции.

— В вашем возрасте дорогуша, — сказал он своим бесцветным голосом, обращаясь ко мне по поводу статьи, — уже пора иметь свое мнение, тем более комсомолке. Стыдно, товарищ!

Мне стыдно не было, было просто неприятно и то только потому, что он теперь запомнил мою фамилию.

— Уж непременно припомнит на экзамене! — скуксилась я.

Маша прошептала, наклонившись ко мне, что «серый кардинал» еще та гадина.

— Его все боятся и терпеть не могут.

Я кляла себя, что взялась за эту дурацкую заметку.

— Кому на фиг, нужны здесь мои умозаключения?

Но еще больше за то, что с моей «легкой руки» эта кличка пошла в народ, и теперь не только наши называли его так, но и другие курсы подхватили, где он читал свои лекции, и безжалостно резал студентов на экзаменах. У некоторых «хвосты» тянулись аж, до пятого курса! Вот такой человек обратил на меня внимание. А мне кровь из носу надо сдать все экзамены на «отлично»! Такую я поставила перед собой задачу. И пока всё шло по намеченному плану.

Через три дня про мою заметку забыли, так как мы уже запустили новую газету со смешными карикатурами на некоторых студентов. Досталось и аспирантам. Так в поле зрения попал один из них являющийся помощником профессора по языкознанию. Она поручила ему провести у нас занятия, а он просто забыл! Мы были в восторге от образовавшегося окна в два часа, а ему всыпали по первое число. Вот так он и попал к нам на «прожектор». Смеялись все, кто, так или иначе, видел нашу газету. Правда «комиссарша» дала «хороший» совет — не вздумать тАк протянуть и преподавателей, которые тоже могли опоздать или не прийти по разным причинам. На мой вопрос, почему такое неравноправие, она ответила, что, мол, еще не доросли, "нос мокрый и его не следует совать куда не надо". Я не обиделась, а вот ребята еще долго вспоминали и злословили по этому вопросу. Я криво усмехалась — именно они и будут в девяностые в первых рядах по развалу СССР.

— Жаль, что начинают историю герои, а пользуются негодяи!

Ни писем, ни звонков от генерала не было. Я жила как в вакууме — куда ни кинь взгляд, кругом тишина. Следила за всеми газетами, где только можно было найти хоть что-то про Венгрию, слушала радио и Глашу, которая уже догадывалась, где могут находится наши мужчины и даже плакала. Когда я, наконец, созналась, что сама мучаюсь и понимаю, где они могут быть, она прижалась ко мне, и теперь мы уже вдвоем чувствовали горе друг друга и это нас объединяло. Чаще теперь Я успокаивала бедную женщину:

— Сергей Витальевич ведь не солдат, он ученый. Зачем ему на передовую? Значит в тылу, а с ним и Иваныч. Так что будем ждать и молиться.

Она кивала согласием и сказала, что уже ходила в церковь и ставила свечки. Я тоже молилась перед сном и просила Николу-Угодника защитить моего любимого "от пули и снаряда, от огня и воды". Крестик, который мне тайком принесла Глаша, положила под подушку и доставала его каждый раз, когда обращалась к Богу и Богоматери "сохранить раба Божьева Сергия от неминуемой смерти и возвратить его ко мне целым и невредимым".

И мои слова были услышаны. Его мне вернули, но кАк!

Ноябрьские праздники, мы провели в работе, то есть вначале готовились к параду всем курсом, потом ходили на Красную площадь с транспарантами и знаменами. Кроме того выпустили стенгазету раскрашенную и праздничную. Все-таки Седьмое ноября был для советских людей одним из самых торжественных и знаковых дней. Именно в такой день, ровно тридцать девять лет назад случился революционный переворот и к власти пришли большевики.

В то время им никто не мог противодействовать, никто не ввел войска и не стрелял в безоружный народ, как в Венгрии, никто не давил танками баррикады и не разрушал боевыми снарядами жилые дома. Уж позже, когда была развязана Гражданская война, было очень много крови. Так что сегодня, как говорится, это праздник «со слезами на глазах».

Только после одиннадцатого ноября, были закончены действия в Венгрии и объявлено, что «прокапиталистический мятеж» подавлен и социалистическая власть восстановлена.

С одной стороны мы с Глашей были рады, а с другой так и жили в тяжелом молчании:

— Как они? Живы ли? Скоро ли вернутся?

Ничего не знали, до того момента, пока в двери не позвонили и на пороге мы не увидели вестового с конвертом в руках. Глаша онемела от неожиданности, а потом взяла это письмо. Оно было на мое имя. Дрожащими руками я надорвала его:

— Дорогие наши девушки! — Прочла вслух и Глаша рухнула на табурет, так как отказали ноги, как она потом говорила. — Мы живы, чего и вам желаем!

Это была чужая рука, не генерала. Я поняла, что, видимо, писал кто-то под его диктовку, потому что сам почерк был детский или женский. Тут я вскрикнула и сказала Глаше помертвевшим голосом:

— Он ранен! Пишет не он!

Она перехватила письмо из моих поникших рук и продолжила громко читать:

— «Нас с Иванычем слегка задело, и мы сейчас отлеживаемся в больнице. Не стоит беспокоиться, у нас все нормально, просто врачи советуют подождать, а скорее просто отдохнуть. Здесь почти санаторий и нам все нравится. Обслуживание на высоте и хорошо кормят. Вы нас не узнаете, когда встретимся».