Шрифт:
«Нет, – подумал Марк, – не дождутся они меня в своем совете! Ноги моей в нем не будет!»
***
Наступил день. С самого утра к поместью подъезжали незнакомые Марку машины, высаживали людей, когда одного, иногда двух, – и уезжали. Начиналось собрание верховных советников Аррата. Среди них мальчик узнал Викториана, прибывшего самым последним.
– Я так рад вас видеть, – Марк лично решил встретить старого наставника в поместье Циммерман. – Не думал, что вы приедете, Викториан.
– Не мог пропустить твое назначение, – на лице появилась широкая улыбка, но все испортил кашель. – Пора бросать курить…
– Давно твержу, а ты ни в какую! – к разговору присоединился Райнхольд.
Двадцать четыре верховных советника Аррата расположились в приемном зале, специально подготовленном для собрания: на столах стояла вода, советникам были положены ручка, листок бумаги и микрофон. Каждую семью, входившую в Аррату, представляло по три верховных советника. Двадцать пятым участником был Райнхольд – глава совета, а недалеко от него сидел секретарь, что вел протокол заседания.
Марк больше двух часов просидел за дверью приемного зала, прежде чем его пригласили на собрание. Мальчик аккуратно вошел и, не теряя времени зря, начал рассматривать присутствующих. Всех советников объединяло несколько схожих черт: благородство, аристократичность, феноменальная молодость (хотя в зале не было никого младше сорока лет) и властность. На кого бы ни пал взгляд Марка, он видел власть и силу, которую сейчас разглядел и в отце. Райнхольд смотрел на сына как на чужого: отстраненно, холодно и надменно.
– Вы Марк Циммерман? – задал вопрос секретарь. Мальчик лишь кивнул. Зашумели клавиши клавиатуры и снова нависла тишина.
Советники переглядывались, но в лице Викториана Марк заметил присущую только ему способность иронично поглядывать на людей в самой серьезной и ответственной ситуации.
– Марк, как вам известно… – мальчик не дал договорить женщине. Он четко и громко заявил, как будто стоял на сцене у микрофона:
– Я отказываюсь от должности главы совета Аррата, я отказываюсь от предложения вступить в совет, я выбираю свободу и собственную жизнь!
Когда Марк репетировал речь в своей комнате, ему она казалась величественной и сильной, но в зале прозвучала ужасно. Однако советники с его мнением были не согласны. Такой резкий и четкий ответ заставил всех в зале покраснеть, а Райнхольд нервно защелкал шариковой ручкой. Спокойствие сохранял только Викториан, – он мало удивился случившемуся.
Никто из верховных советников не решался что-либо сказать. Райнхольд взял на себя эту ответственность.
– Марк, ты осознаешь последствия своего выбора?! – мальчик кивнул. – Немыслимо…
– Раз кандидат отказался от предложенной ему возможности, заседание совета можно считать законченным, – спокойным голосом сказал Викториан. Советники посмотрели на Райнхольда, потом на Корлеоне, затем вновь на Райнхольда и снова на Корлеоне. Никто не знал, как поступить: оставаться на своих местах или покинуть зал.
– Совет окончен! – приказал Райнхольд. – Все свободны.
Советники в спешке покинули зал, оставив Марка и Райнхольда наедине. Как отец Райнхольд принимал решение сына, но вот как глава Арраты – был в бешенстве.
– Отец, – обратился Марк к Райнхольду, – я знаю, как ты зол. Но Аррата – это не мое призвание. Мне не хочется ввязываться в дела, что омерзительны мне.
– Ты хоть подумал о последствиях?! – схватившись за голову завопил Райнхольд. – В Аррате и так давно зрел раскол, но ему не хватало катализатора, причины. Тут мой родной сын решил выбросить фокус: отказаться от законного права возглавить совет и тем самым дать пищу для революции. Нас уничтожат!
– Я им не позволю!
– Уж слишком поздно…
Пока Марк разговаривал с отцом, советники, что покинули зал собрания, разбились на маленькие группки и тихо шептались. Со второго этажа за всем происходящим наблюдала Равенна.
– Марк задал жару. Раскол Арраты неминуем, – подходя к женщине, начал разговор Викториан.
– Это к лучшему!
– Посмотрим, как все пройдет. Мне дорог ваш пацан, как сын мне.
– Странно это слышать от главного врага моего мужа.
– Райнхольд – враг, но Марк – его сын, и мне он друг. Грехи отцов детям искупать не положено.