Вдруг кивает женщина мне за плечо и я резко обернувшись, машу рукой Славе: мол я в порядке, можешь ехать. 

– Нет мам, это муж моей знакомой. С Вадиком я развожусь. 

– Вот те новость, – удивленно распахнула мама глаза.

А с дороги в этот момент слышится рев мотора и визг срывающейся с места машины. В груди разливается тоска. Мне вдруг чудится, что вместе с собой Слава увозит и мою возможность вернуться когда-либо обратно в город.

Шмыгнув носом, проводила машину взглядом и зашла в дом. За спиной тихо скрипнула дверь, громко щелкнул замок, а в сердце появилось стойкое ощущение того, будто меня отрезало от того мира, в котором я так привыкла жить,от людей, которых знала, от привычного образа жизни.

Я всю дорогу пыталась держать свои эмоции под контролем, но сейчас, обведя взглядом небольшую обшарпанную светлую кухоньку, ветхую мебель и старую посуду лежавшую посреди стола я не выдержала, сдалась. 

Села на стул и спрятав лицо в ладонях зарыдала в голос. 

Я не могла поверить, что это происходит на самом деле.

– Мам, подожди помогу! – крикнула в открытую дверь.

Натягиваю на ноги отцовский валенки, накидываю поверх халата фуфайку, одеваю шапку, выхожу на улицу.

Утренний мороз обжигает щеки, нос, руки.

– Аська, а ну-ка домой зайди. Я сама управлюсь, – машет на меня рукой мать, когда подхожу к ней.

Я случайно заметила краем глаза, как женщина выбивает старенький ковер, когда после сна пошла на кухню попить воды.

У меня сердце от увиденного защемило в груди.

Метнулась в маленькую комнату, которая служила для родителей спальней, думала там отец, с ним я еще не виделась, но комната оказалась пуста. Кровать аккуратно заправлена, все по традиции бабушки. Поморщившись вышла. Все это убранство меня угнетало отчего-то. Никогда не любила подобное.

Подцепив край ковра, подождала пока мать возьмется за другой.

– Ася, ну зачем ты вышла? Лучше бы чаю заварила себе. Я сама все сделаю, – сетует родительница.

– Чай вместе попьем. А где папа? Почему тебе не помогает? – сдержанно возмущаюсь, глядя на мать.

Теперь в солнечном свете, мне ее удается хорошо рассмотреть.

Мама совсем худая стала. Кожа да кости – это видно даже не смотря на то, что она одета в объемную куртку, штаны, шапку-ушанку… только ладошки не прикрыты варежками. Лицо осунувшееся, бледное, под глазами залегли огромные синяки. На первый взгляд может показаться, что она больна чем-то, но если бы это было так, разве она не сказала мне про это?

– Он работает у фермера, Ась. А там знаешь… правила строгие. Приходить нужно вовремя, без опозданий, не то уволит, – сетует женщина, скупо улыбнувшись, отворачивается. – А здесь не так уж работы много, чтобы ею раскидываться. А у Олега Игнатовича, отец на хорошем счету.

А у меня заходиться сердце.

Мозг отказывается воспринимать то, что видят глаза. Не хочется верить в то, что мама так постарела. В свои пятьдесят с небольшим хвостиком, она выглядит как старушка. Совсем себя запустила. Разве так можно?!

Не сдерживая порыва, бросаю чертов ковер, подхожу к матери и крепко сжимаю ее в объятиях. За грудиной начинает болеть. Я не ошиблась в своих предположениях. Мама действительно очень худенькая. Как дюймовочка и кажется, что я если сдавлю еще немного, то могу задушить ее.

Женщина не коляблясь ни секунды отвечает мне. Ее руки обхватывают меня за талию, удерживают. И несмотря на то, что кажусь на фоне родительницы немного крупнее, все равно чувствую себя в ее руках, каким-то ребенком. Маленьким, беззащитным. От мамы исходит настолько мощная аура, настоящая, материнская, что не сдержав слезы заплакала. Хотела поддержать родительницу, а расплакалась в ее руках сама, будто ребенок маленький:

– Ася, доченька, ну что ты глупенькая, – мама выпустила меня из объятий, обхватила лицо руками, заглянула в глаза. – Ты что на улице вздумала слезы пускать? Заболеть хочешь?

– Мам, мне… я .. .мам брось это ковер. Пойдем домой, – шмыгая носам, всхлипываю.

– Ох, ты и дуреха, – мягкая улыбка касается губ женщины. – Пойдем, что ж с тобой делать!? – качает головой и толкает меня в спину.

Ссутулившись сижу за столом, передо мной стоит кружка с чаем, а по дому разноситься аромат поджаренных блинцов.

– Мам, ты если сама не будешь кушать, то много не пеки, лучше папе горяченьких вечером сделаешь, – прошу женщину, глядя ей в спину.

Мама ловко укладывает на тарелку очередной блинчик, смазывает его кусочком масла, следом присыпает сахарком.

– И папе достанется, Ась, – отзывается женщина.

Спустя несколько минут водружает тарелку на середину стола и сама садиться.

– Мам, – задаю вопрос который крутится на языке, – у тебя все в порядке со здоровьем?

Лишь на секунду замечаю проскользнувшую печаль в глазах женщины, но она тут же исчезает, не задерживается, стоит ей со мной заговорить: