– Ладно, постой, не кричи, – спокойно, с прохладцей в голосе осаждает меня. – Нужно подумать, как вызволить твои документы.

Прищуриваюсь, сканирую его глазами и в мыслях задаю вопрос: чего ты потребуешь взамен?!

– Он не отдаст их так же, как и телефон, – сухо отвечаю Герману.

– Поверь мне, роднуль. Хм, его просто пока еще никто не просил.

В этот же момент машина резко останавливается напротив тропинки, ведущей к моему дому. Значит он точно знает, где живут мои родители. Но ведь это и неудивительно. Они у него работают.

– Ась, – пальцы Германа внезапно накрыли мою ладонь, сжали ее. – У тебя точно все есть?

Слышу в его тоне некую снисходительность. Ведет себя так, как будто перед ним сидит маленький ребенок.

Мгновенно вспыхивает отрицание.

Даже если я буду спать на полу или сеновале, я ни за что, никогда ему в этом не признаюсь.

– Абсолютно. У меня все есть, – отвечаю дерзко, и, открыв дверь, выбираюсь на улицу.

Обхожу машину. Подхожу к тропинке. За спиной – пустота. Кидаю короткий взгляд через плечо. Мужчина прожигает меня тяжелым взглядом. Тут же отворачиваюсь и направляюсь твердым шагом к калитке. Уверенна на девяносто девять процентов в том, что сделала все правильно. Мне бы сейчас нужно было смягчиться, уступить мужчине. Ведь мне и правда нужна его помощь.

Идя по тропинки, я все еще чувствовала взгляд Германа. Он никуд не уезжал. Ждал. В теле назревало напряжение. И я начала задаваться вопросом о том, почему он все еще здесь? Почему не уехал? Меня так и тянуло обернуться, посмотреть на него, но я упрямо шла вперед. Не прислушивалась к своим желаниям.

Я уже подошла к крыльцу, когда в доме внезапно загорелся свет.

Тусклая лампочка вспыхнула в коридоре. Бледно-желтый луч света, проникая сквозь щели в дверь, ложился ровными полосками на снег. Я остановилась в нескольких шагах, ожидая, когда дверь откроется.

Через минуту она открылась с грохотом. Резко. На пороге появился отец.

Мне хватило одного взгляда, чтобы понять для чего он вышел на улицу.

В домашних штанах с растянутыми коленками и неопределённого цвета майкой, он замер с оттянутой резинкой штанов на поясе.

– О та на! Ты где заблудилась-то? – щурясь, покачиваясь, как маятник из стороны в сторону, задал глупый вопрос отец.

Отвернулась и сморщилась. Как же все это мерзко. Хочется сплюнуть застрявшие нехорошие на кончике языка слова.

– А я смотрю тебе лучше стало? – произношу сквозь зубы. – Где мама?

– Где, где? В Караганде, – показывает беззубый рот. – О, а там хто? Муженек твой, я надеюсь?

Отец, перехватывая косяк пальцами, держится. Выходит на крыльцо.

Я делаю пару шагов в сторону, потому как не могу определить, что у него в голове.

– Ты дашь мне пройти? – цежу сквозь зубы.

Мне становится совсем стремно от того, что Герман все еще стоит на дороге и ему приходится наблюдать за всем этим представлением.

– Да иди, я что тебе мешаю, – пожимает папаша плечами, еле переплюнув через губу. – И к матери не лезь. Спит она.

Кидает он мне в спину, когда я уже оказываюсь на пороге. По позвоночнику пробегает холодок.

Я пулей забегаю в дом. У меня в груди от нехорошего предчувствия сердце сжимается в комок.

Я первым же делом заглядываю на кухню. Включаю свет. Взгляд цепляется за пустую бутылку, куски хлеба и грязную посуду в тазу.

Мне хватает мгновения, чтобы оказаться у маленького помещения. Спальни родителей.

В комнате сумерки, но этого света из кухни достаточно для того, чтобы увидеть маму.

– Мам, – зову её, – мам!

И только когда она никак не реагирует, захожу в спальню и, подойдя к кровати, трясу ее за плечо: – Мама!

Но ответа нет. Страх сковывает меня.

– Я же сказал, не трогать ее, – внезапный рык за спиной заставляет меня вздрогнуть.

Резко поворачиваюсь и застываю на месте, когда натыкаюсь на яростный взгляд отца.

Опускаю глаза и замечаю в его руках ремень.

– Ты что задумал?

Вместо ответа хлесткий, молниеносный удар разрубает воздух. Вскидываю руки, чтобы защитить лицо, но громко вскрикиваю, потому как не успеваю.

Боль, будто острие ножа, рассекает кожу.

– Совсем распоясалась в своей Москве, мужиков задумала водить домой? Хочешь, чтобы мне уже завтра в спину кричали, что моя дочь шлюха?

Слезы обжигающими дорожками потекли по щекам и по пальцам. Перемешались с алой кровью, окрасили кожу в красный цвет.

– Ты болен!? Ты у этого человека работаешь!? Может уже хватит пить?! Совсем мозгов нет?! – выкрикиваю сквозь слезы. – Что с мамой? Почему она не просыпается?!