Шрифт:
Взгляд отца становится безумным.
А у меня от страха сжимается все внутри, когда он делает шаг ко мне и, снова заносит руку для удара.
Хоть отец и тщедушный, но все же справиться с ним, да еще в таком состоянии, мне вряд ли удастся.
Я делаю шаг назад:
– Не смей! Пожалеешь! – кричу и зажмурившись закрываюсь от нового удара.
– Бл*ть! – выдает отец, и следом слышу глухой звук и вновь его хриплый голос: – Да кто ты такой!?
Распахиваю глаза, и тут же хочется закрыть их обратно, но вместо этого просто стою прилипнув лопатками к стене, не в силах пошевелиться.
В дверном проеме, занимая собой все пространство и даже больше, стоит Герман. Отец лежит на полу, держится за голову, а совсем рядом с ним валяется ремень.
Под разъяренным взглядом мужчины и от осознания того, что больше мне ничего не угрожает, стряхивая оцепенение, прихожу в себя.
– Маме плохо. Она без сознания, – произношу на полувздохе и повернувшись к маме присаживаюсь рядом с ней, прислушиваюсь к ее дыханию.
– Что ты болтаешь? – сипит отец. – Она спит.
– Как давно? – неестественно хриплый голос мужчины пробирается под кожу, колит.
– Откуда я знаю? – пожимаю плечами, а от волнения кожу покрывает испариной, когда слышу равномерное дыхание родительницы.
– Валер!? Давно жена спит!? – толкая небрежно носком ботинка в бок отца, спрашивает Герман, а я вдруг понимаю, что мне отца совсем не жалко.
– Герман Степанович? – удивленно, кряхтя поворачивает голову отец. – Это и правда вы…
– Нет, мать твою, не я! Отвечай, как давно Ирина в отключке?
– Я… не знаю, может час или два назад легла. Я не помню. Не знаю?!
В это время, пока идет диалог между мужчинами, я пытаюсь достучаться до мамы, но все безрезультатно.
– Надо вызывать скорую, – говорю дрожащим голосом. То что мама не просыпается это очень плохо. Распрямляясь, смотрю на отца: – Есть аптечка?
На несколько секунд наступает тишина , а потому мужчина отрицательно качает головой.
– Твою мать, – цедит Герман сквозь зубы и перешагивая через свернувшегося на полу калачиком отца, подходит ближе. – Возьми ее документы. Сами ее отвезем. В такое время скорая не поедет.
Герман гонит по заснеженной дороге, как мне кажется со скоростью света. И как только у него получается разобрать в этой белой однородной массе колею?!
Именно так все выглядит с заднего сиденья для меня. Я волнуюсь.
Притихнув, я поддерживаю маму за плечи и тихо бормочу про себя молитву, простенькую, но успокаивающую.
В салоне царит угнетающее молчание. У меня так и не хватило смелости поблагодарить Германа за спасение,а еще не хватило решимости спросить,как он узнал, что я нахожусь в опасности. В душе сейчас столько разного творится, что сил не хватает на все.
Выходка отца стала последней каплей.
После того, как эмоции немного улеглись, захотелось исчезнуть, испариться только бы не испытывать мучительный стыд и унижение.
До больницы мы добрались спустя тридцать минут. За это время ни я, ни Герман так и не произнесли ни слова. Только периодически, пока были в пути, я чувствовала на себе его испытующий, сверлящий взгляд. Но смотреть в глаза не решалась.
Когда авто остановилось возле дверей приемного отделения, Герман глянул на меня в зеркало заднего вида.
– Сейчас вернусь, – сказал, когда поймал мой взгляд, я кивнула.
Мужчина выбравшись на улицу уже через несколько секунды скрылся за железными дверьми. Оставив меня один на один с неподвижным телом родительницы.
Посмотрела на маму. Гулко сглотнув, провела по впалой щеке согнутыми костяшками пальцев, прошептала:
– Мам, все точно будет хорошо. Обещаю.
Глава 16.
– Не может быть! – задыхаюсь, когда через несколько секунд до меня наконец-то доходят слова доктора.
– К сожалению все именно так. У вашей матери опухоль головного мозга, – чеканит каждое слово холодно, без лишних эмоций, накрываю рот ладонью, – а на фоне отека головного мозга после ушиба, все в разы ухудшилось. Боюсь, ситуация необратима. Извините.
Мужчина намеревается уйти, но я хватаю его свободной рукой за запястье. Смотрю в лицо, а оно расплывается передо мной туманным пятном:
– Она умрет? – гортанным стоном вырывается наружу вопрос.
– Да, – скупо отвечает и его взгляд скользит мне за спину. – О, времени говорить не берусь. Ваша мать по моим расчетам и по тому, как развивалась болезнь, давно должна была умереть.