Елица опёрлась на борт, встав между щитами и глядя перед собой неподвижно. Вечерняя сырая прохлада холодила лицо и руки, стелилась вдоль палубы лёгким ветром. Взгляд сам собой опустился в воды реки; Елица стиснула пальцами шершавое дерево, раздумывая и решаясь. Вдалеке, средь расступившейся поросли раскиданными полукругом избами виднелась одна из многих весей, что ютились на берегу Велечихи. До неё недалеко. А там, пока на медленной ладье зуличане причалят, она успеет скрыться. Места эти ещё в Велеборском княжестве лежат, а значит, люди примут, укроют.

— Даже не думай, княжна, — резкий, как собачье лаянье, голос прозвучал за плечом.

Елица обернулась, и всё нутро содрогнулось от вида этой хорошо знакомой уже рожи. Тот самый ватажник, что по лесу её ловил. И тогда-то он не слишком бережен оказался, а уж получив наказание своё за грубость, и вовсе осерчал, верно. Если о том возмездии Гроздан не солгал. Елица окинула его неспешным взглядом: и лицо грубое, словно лопатой тяжёлой приплюснутое, и рубаху, грязноватую, с размытыми полосами высохшего пота вокруг ворота. Удивилась только гривне на шее, подаренной как будто боярином каким за некие заслуги. А может, и самим княжичем. Да только ничего не было бы необычного в ней: порой и тати распоследние золотом и серебром себя обвешивают. Краденым, вестимо. Да был среди обычных для мужей оберегов один приметный, совсем даже женский — лунница. И откуда бы взяться ему на мужицкой-то шее?

— Что ты ходишь за мной? — огрызнулась Елица, отворачиваясь от ненавистного рыла. — Смотри, кабы снова не побили, если будешь рядом отираться.

Ватажник хмыкнул так, что по спине холодок пробежал.

— Отираться рядом я буду всегда, потому как княжич мне приказал за тобой присматривать.

Вот уж осчастливил. Елица покосилась на Гроздана, который сидел у носа и о чём-то разговаривал с одним из своих людей. Княжич её взгляд перехватил и улыбнулся ясно, словно и правда она по своей воле с ним уплыла.

Как совсем темнеть начало, причалили к пустынному берегу, вытащили ладью на мель и привязали крепко. Быстро развернули становище — для Елицы на отдельный шатёр расстарались, будто готовились к тому, что случится, заранее. И обрадоваться бы: хоть на миг без чужих глаз и тяжкого надзора остаться, а мужик этот жуткий, которого звали, как оказалось, Камян, остался подле женского укрытия. К тому же со всех сторон окружили его палатками ватажников: никак не сбежать. Елица от вечери у костра отказалась. И так наспех и без охоты съеденная обедня ворочалась сухим тяжёлым комом где-то внутри.

Нарочно княжич на ночёвку остановился поодаль от любого жилья. Чтобы не было у пленницы соблазна сбежать, куда глаза глядят. Хоть бы и ночью. Камян её ещё и обшарил унизительно, хоть надобности в том большой не было. прямо на глазах Гроздана щупал её там, где вздумается — не стеснялся. А тому как будто то и надо было: чтобы спесь лишнюю сбить с неё. Тот нож с янтарной рукоятью так в лесу и остался, видимо. А другого оружия у Елицы никогда и не было. После она скрылась в своём шатре, где стояли у стенки две лежанки — для неё и для Веи. А с другой стороны — тот сундук с вещами, что с телеги опрокинутой забрали. Озаботились, надо же.

Наперсница скоро принесла воды — умыться. Елица, как могла, смыла с себя пот и грязь: тут уж не поплещешься, когда в любой миг может Гроздан или Камян зайти. А после она улеглась спать, да проворочалась без сна почти до утра самого, тогда как Вея уснула быстро — устала. Всё думалось, как теперь быть. Как миг выгадать, чтобы сбежать, пока ещё велеборские земли не закончились? Да и как сбежишь — Вею не оставишь ведь в лапах зуличан. И отчаяние накатывало душными волнами: выхода пока не находилось. Лишь один: доплыть всё же до Зулича да обратиться к князю Мстивою, отцу Гроздана, с просьбой отпустить. Ведь договор на ней строгий. Не выполнит — и пострадает Радан, а то ещё и Зимаве с Вышемилой достанется.

Хоть не верилось, правду сказать, теперь во всё это, что Светоярычи лютовать станут и убивать. Да кто ж их знает...Маясь бессонницей, Елица вспомнила не раз и Чаяна, его ласковый — может, и обманчиво — голос. И обещание уверенное, что из Велеборска он уедет. Если не попросит она остаться… Смешно сказать, да сейчас она, пожалуй, от его заступы не отказалась бы.

А как стало в голове совсем туманно от усталости, которая всё ж не могла ещё побороть жгучей, сжигающей нутро тревоги — Елица вдруг задремала как будто, но вздрогнула, словно под рёбра её кольнуло. И через миг только поняла, как вернулось на место подпрыгнувшее к горлу сердце, что изморозью застыло на губах её имя: Леден. И одни за другими понеслись в памяти все пути и дороги, что они вместе прошли. Все мгновения, что бок о бок пережили. И взгляды, короткие, долгие ли — а каждый, как жизнь маленькая.

И страшно отчего-то стало. Знала она младшего Светоярыча совсем немного, коли подумать, а чувствовала она сейчас, оказавшись на опасном пути, что вот он, внутри, в душе или сердце — не важно. Но так ясно она ощущала, что место он занял там исподволь, а как так получилось — не понимала. А если расстаться придётся насовсем, всё равно это время из памяти не выкинешь. И загадку эту неразгаданную по имени Леден.

Уснула она только перед самым рассветом, нежданно согретая мыслями о княжиче и надеждами, что, может быть, Светоярычи пожелают её вызволить. Ведь Сердце им по-прежнему нужно. Если только не решат они сами его искать, ведь путь, хоть и зыбкий, к нему уж прочерчен. Коли упорство проявить, так и можно всё выведать со временем и без Елицы, верно.