— Да, одни, а винтовка чтобы защищаться от… Защищаться в общем.

— А ты способна кого-то защитить? — сказал он без издёвки, но очень серьёзно.

Оля опустила голову: — Не знаю.

— Ну-ну, не опускай нос. Это так, привычка, — Николай стал вдруг мягче и сам разнервничался.

— А вы защищали?

— Я? Ох, и не раз. Конечно, думал порой, какой в этом был смысл, раз всё так обернулось, а сейчас… Мы же ничего не знаем наперёд, лишь делаем то, что от нас зависит, значит, был этот смысл. Точно был. Ты не думай, что главное — это уметь винтовку держать, хотя и это важно. Главное — быть готовым её использовать, — он улыбнулся, — Кто ваши родители?

— Без понятия. Ничего такого не помним. Даже не знаю, когда война началась.

— Не помните, значит. Как же, ни семьи, ни школы, ни родного дома? Вас по фамилии как? — Николай с тревогой оглядывал её.

— Не знаю, да мы и не родные, — Оля вдруг схватилась за правое плечо.

— Что с тобой? Сними-ка рубашку.

— Зачем?

— Сними говорю.

Оля послушалась, оставшись в пропитавшаяся потом майке. Синяк на правой руке был размером с две её ладони.

— Ох-хох, — Николай уж попытался встать, как поплохело. Оля хотела помочь, но он только отмахнулся.

— Тьфу! Сколько ты так ходишь? — он принялся рыться в шкафах.

— Неделю или больше.

— Это гематома от растяжения или ушиба сильного, я же даже не доктор, — он достал большую аптечку и раскрыл её, — У вас самих такая есть?

— Есть.

— Как можно было так ушиб запустить? — он достал какую-то мазь и толстым слоем нанёс на бинт.

— Думала, само пройдёт. А что это такое?

— Само пройдёт у них. Само пройдёт! Вот же дети. Само пройдёт. Знал я одного парня, на года три младше меня был. Само оно пройдёт! Не хотел кишки лечить, по итогу от боли скрючился во время драки, ему голову проломили, потом в коме месяца три лежал. Руку давай. Надеюсь, поможет, — Николай покраснел от негодования.

Он необычайно ловко и очень плотно бинтовал руку. Всё больше обливался потом, даже вена на виске вспухала.

— Пожалуйста, не напрягайтесь так, вам же плохо станет.

— Молчи, а то ещё Тоня прибежит.

Оля послушно отвернулась и замолкла. Он еле слышно шептал что-то некультурное себе под нос, вдруг чуть ослабил бинт и сделал аккуратный узел.

— Вот, хорошо. Ничего тяжёлого не таскай дня два, — он вновь достал из ниоткуда тряпку, сильно зажмурился и принялся вытирать пот.

— С… Спасибо. Что это за мазь?

— Полезная. Ты что делала, что у тебя такое с рукой произошло?

— Много чего. Дверь выбивала, ящики ломала, рычаги тягала, канистры таскала. Растянула, наверное, — Оля уж хотела продолжить, как в коридоре появился странный пушистый житель.

— А, Кишка (ударение на «и»), ты. Проснулся, комок шерсти?

На кухню вальяжно заходил достаточно худой дворовой кот, правое ухо порвано, а сам он чуть прихрамывал на левую переднюю лапу. Самый простой дворовой кот, чёрно-серенький и полосатый.

— Кишка? — Оля в лёгком восторге смотрела на кота.

— История забавная, видишь, он у меня весь побитый? Лет десять или больше назад это было. Я прогуливался после работы, небо тогда таким чистым было, не то, что сейчас за окном. На пенсию уже выходил, всё никак не могли меня из отдела вытащить, уж больно работа мне нравилась. В общем, а ко мне мальчуган лет пяти подбегает и кричит: «Кишка, Кишка!» Я не сразу понял, уж думал труп, а может и мелочь какая, но раз уж зовёт, то пошёл за ним. А там, этот вот, — Николай поднял кота, что уже успел усесться у его ног. — От какой-то дворовой шавки котят защищал. Так он и не папаша их, морды и расцветки совершенно разные были. В общем, я собаку приложил портфелем, да посильнее, она сбежала, а героя я с собой забрал. Я его выходил, а котят потом соседи разобрали. Да ты взгляни на эту морду, он у меня старый совсем, нахлебник! Ха-ха-ха, но я не жалуюсь.

Котяра улёгся на колени хозяина, немного поёрзал на них и растянулся, обнажая большие шрамы на пузе.

— Почесать тебя? Давай почешу. Ну, а ты чего смотришь? Ты не бойся, он не кусается, если, конечно, не злить. Он ещё своё не отжил, хе-хе, — Николай вновь закашлялся.

Оля принялась гладить Кишку. Хотя и худой, а пушистый и тёплый. Очень тёплый. Такой приятный, можно было бы часами сидеть и просто поглаживать ему пузо или чесать за порванным ушком.

На кухню пришла и Тоня.

— Чего, чаи гоняете? — Тоня будто всё это время ждала момента, чтобы самой сказать это, — А я вот какая нарядная, смотрите!

Ниже колен чёрная юбка с ремешком, что с большой блестящей позолоченной бляшкой. Белоснежная, глаженая, заправленная в юбку рубашка поверх такой же белой маечки. Аккуратные чёрные туфли и алый, яркий-яркий пионерский галстук, который Тоня даже смогла сама завязать. И весь этот наряд навевал какую-то неизгладимую горькую радость, особенно проявляющуюся на лице у Николая. Он лишь тихонько улыбался и любовался Тоней, которая стояла руки в боки, ноги вширь и подбородок чуть приподняла.