Они пили шампанское. Светлана сварила кофе. Федор давно так душевно не отдыхал. Нет-нет и она задавала быстрые вопросы о его прошлом. Федор понимал, что без этого никак нельзя, но вспоминать ему сейчас ничего не хотелось. Перед ним лежал чистый лист, и он решил писать по нему красиво, тем более что девушка все больше нравилась ему. Только бы она оказалась надежной подругой - вот было его единственное желание. За эти несколько часов он многое узнал о ней, о том, что отца она не знала, а мать давно умерла, теперь у нее остался отчим, из близких родственников - только двоюродный брат, почти ее ровесник. Четыре года назад она закончила пединститут, но сейчас в школе не работает. Соседи у нее - "челноки", их шмотьем она и приторговывает на одном из московских вещевых рынков.

– Что делать, Федя, надо жить...

Она смотрела уже поплывшими глазками прямо перед собой, и Федор заметил жесткую складочку, пролегшую у нее на переносице. Вообще-то он не видел никакой особой трагедии в том, что она торговала на рынке. Это казалось ему более удачным вариантом, например, чем торговать своим телом или быть "марухой" какого-нибудь "быка".

– А в школе корячиться лучше, что ли?- сказал он вслух, обращаясь больше к самому себе.

– В школе?
– неожиданно вскинулась она, и Федора удивили злые нотки в ее до того нежном голоске.
– При чем здесь школа! Никто и не собирался...

Она запнулась, будто остановилась перед барьером, и тут же рассмеялась деланным истерическим смехом.

– Ах, я, кажется, перебила...
– Виноватое выражение появилось на ее лице.
– Когда ты долго одна, нервы не выдерживают, извини.

Одна... Федор понимал одиночество. Но зачем она сказала ему об этом? Значили ли ее слова, что она устала быть одной и ждет тепла и участия от него?

– Милая...
– тихо сказал он и взял ее узенькую кисть в свои ладони.
– Жизнь не так страшна, поверь. Вот ты позвала меня, и я пришел.

Светлана казалась беззащитной и дико растерянной. Глаза ее заметались, словно в поисках опоры, а потом их взгляды встретились.

Федор казался себе человеком, занесшим ногу над пустотой. Он легонько потянул ее на себя, и девушка послушно подалась вперед. Их губы сблизились, и Федор, оглушенный и ослепший, осторожно коснулся своим языком ее прохладного дрожащего язычка.

Позже он жалел, что не мог в подробностях вспомнить свой сон в ту первую их ночь, когда он забылся на мгновение в темноте, наполненной ее тихим дыханием и сладким запахом медленно умирающих в вазе цветов. А потом буквально подскочил на кровати, пронзенный откуда-то вестью о неминуемой собственной гибели.

Ночь не разочаровала его, хотя Светлана оказалась неопытна и стыдлива. Но страсть, которую он в ней разбудил, обещала впереди немало блаженства. О приснившемся кошмаре он тут же забыл, здраво рассудив, что после пережитого и увиденного в охотничьем домике могло бы присниться и не такое. Однако бдительность терять не следовало, поэтому, лежа рядом с мирно спящей, приникшей к нему Светланой, он для себя решил, что торопить события с девушкой не станет. Неизвестно, как еще все могло обернуться на его службе у Аджиева.

Но утром Светлана разрушила все его ночные планы. Она была мила и прекрасна, и его потянуло к ней с новой силой, да так, что они полдня провалялись в постели.

Несколько раз звонил телефон, но девушка и не думала подходить. Она вся сосредоточилась на Федоре, на своих новых ощущениях. Она буквально преобразилась.

"Любовь?" - спрашивал себя Федор и боялся ответа на этот вопрос, потому что до конца не верил, что такое возможно.

...- Так как же, непрофессионал, вы собираетесь меня охранять? Холеное, чувственное, законсервированно-молодое лицо Елены Сергеевны было обращено к Федору. А он весь еще купался в ласках неумелых нежных рук Светланы. Вопрос супруги Аджиева застал его врасплох.

Матрона в дорогих шелках восседала перед ним в уютном мягком кресле в своей гостиной. Приехав с утра в понедельник в московскую квартиру Аджиева, Федор еще настолько не включился после свидания в реальность, что даже не оценил по достоинству роскошь и великолепие этого дома.

Женщина в ожидании его ответа взяла с низкого столика янтарный мундштук и вставила туда тонкую длинную сигаретку. Федор понял, что любой свой жест и движение она оценивает со стороны и любуется собой.

– Я буду бдительным...
– наконец сказал он.
– У меня отличная реакция. Кроме того, я готов выполнять ваши пожелания.

– У меня пожелание одно. Мне хочется, чтобы вы не мельтешили постоянно у меня перед глазами. Я, например, считаю, что личная охрана мне не нужна. Я ведь не звезда шоу-бизнеса. Мне не угрожают толпы поклонников, фанаты... Ну, остальное вам понятно. Я подчиняюсь желанию мужа.

– Ваш муж не так уж и не прав в своих опасениях.

Федору трудно давался разговор, приходилось подбирать слова. Интересно, знала ли она о готовящемся на Аджиева нападений? Или тот берег ее от излишних волнений? И уж, разумеется, дела в охотничьем домике были для нее terra incognito.