— Чего тебе? — зевая, невежливо рыкнула она.

— Я к господам, — поклонился Гуанг и ловко проскользнул мимо Жу, таща за собой большой тюк.

— Что там? — ткнула в мягкий бок тюка любопытная хозяйка.

— То, что понадобится господам, — уклончиво ответил Гуанг и побежал по мостику к беседке с покатой крыше, где поселили визидаров.

В домике было тихо, все ещё отдыхали. Только Леонар сидел под навесом и смотрел, как по камешкам в ручейке струится вода, колыхая изумрудные водоросли.

— Господин Леонар, — обратился к нему Гуанг, — почему вы не спите, ведь ещё так рано?

— Ах, я уже наспался за жизнь, — вздохнул Леонар, — когда ты молод, то и сон крепкий и глубокий, но сон старика чуткий и хрупкий, как крылья бабочки.

— В Китае говорят, — сказал, присев рядом с ним, парень, — что у старых фарфоровый сон, потому что в чашу их разума положено много мудрых мыслей. Они звенят, перекатываются, и будят старика. Но крылья бабочки — тоже красиво. Вам бы книги писать.

— Я вот об этом и думаю, — кивнул Леонар, — когда мы дойдём до дома, а я верю, что так и будет, тогда я начну писать книгу.

— Правильно, — одобрил Гуанг.

К ним, потягиваясь, вышли Бернис с Мэдлин. Потом, услышав голоса, проснулись и другие. Через двадцать минут, причёсанная розовощёкая Жу внесла в чайную поднос с едой, косясь на тюк Гуанга. Когда она вышла, парень развязал узел и вытащил оттуда одежду.

— Вот, — протянул он длинное льняное платье и расшитую жилетку Мэдлин, — в этой одежде вам здесь будет легче слиться с толпой.

Потом он достал шаровары и плотную пёструю рубаху до пола для Итиро. И последним вытащил целую кучу нарядных бус:

— О! Это всё мне на себя надеть? — смеясь, спросила Мэдлин, взяв в руки тяжёлые ряды бусин.

— Нет, — мотнул головой Гуанг, — тебе одни, а остальные Итиро. Мужчины здесь носят украшений больше женщин.

Через полчаса из Кривых ворот вышла и села в повозку бледненькая молодая китайская госпожа в красивой шапочке с нашитыми цветами и бубенчиками. Через плечо у неё висела милая европейская сумочка, которая контрастировала с нарядом. С нею в повозку сели и двое её слуг.

За первую половину дня в Лицзяне эту повозку видели у многих городских управ. Везде повторялось одно и тоже. Слуги спешивались и помогали сойтикрасавице-госпоже. Сначала в контору заходила Мэдлин, за ней семенил Итиро, он нёс над ней зонтик, рядом шёл Гуанг. Он, обращаясь к служкам, рассказывал одну и ту же историю: его госпожа разыскивает тётушку, чтобы отблагодарить её за помощь. Но тётушка затерялась, а фамилия тетки — Мими-Доу.

Работники управ выслушивали, сочувственно качали головами, но всегда неизменно отказывались помочь, ссылаясь на занятость. Но потом Итироподносил им кулёк с подарками и монетами. И только после этого Гуанг вытаскивал пергамент из дворца с красивой золотой печатью, который производил на работников окончательное впечатление, вызывая у них острое желание подосбить. И служащие тут же бежали рыться в картотеке.

К обеду компания постела уже шесть контор, но Мими-Доу не нашли. Гуанг предложил перекусить.

— Я сейчас вас угощу лучшим кофе! — сказал он.

— Я думал, что в Китае только чай пьют, — удивился Итиро.

Гуанг загадочно улыбнулся и повёл их к площади.

Они зашли в кофейню старого города и сделали заказ. Сейчас, днём, город жил обычной жизнью, только чуть больше стражи ходило по улицам, чуть тише шептались, переглядываясь, крестьяне, собиравшиеся кучками по углам. Но всё так же светило солнце, освещая загнутую черепицу крыш; у каналов шалили дети; стайкам ходили девушки, прикрывая смеющиеся рты ладошками.

Гуанг, глядя по сторонам, загрустил.

— Почему ты расстроен? — спросила его Мэдлин.

— Я люблю свой Лицзян. Мои предки всегда жили здесь. Но теперь мне страшно, что всё это будет разрушено. Жизнь перестала быть прежней. Люди изменились, — вздохнул Гуанг.

— Жизнь всегда разная, поверь. Наши дети будут говорить то же самое, — успокоил его Итиро. — Но мне жаль, что всё у вас идёт к восстанию. Это чувствуется в самом воздухе. И тогда точно будут жертвы. А это уже точно печально.

Им принесли кофе и заставили весь столик цветными пиалками с едой. Компания молча стала есть, каждый думал освоём.

Кофе был очень терпким и насыщенным. Отхлебнув из чашки, Мэд сказала:

— Какой необычный напиток!

Гуанг снова ожил, рассказывая, что у них в провинции выращивают не только лучший пуэрский чай, за которым приезжают со всего света, но и редкий сорт кофе.

— Мой отец служил у французского миссионера, который привёз в нашу провинцию кофе, — воодушевлённо объяснял Гуанг, — и теперь недалеко от Лицзяна есть своя кофейная плантация. Отец говорил, что за кофе — будущее. Он мечтал его разводить, хотя в нашей деревне над ним смеялись. Ведь все у нас растят только чай и рис. Я, когда заработаю денег, у себя в деревне посажу кофе! У меня будет своя кофейная плантация, — мечтал Гуанг.