Я надулась и вдруг вспомнила, что в прихожке около зеркала лежал пакетик с картошкой, которую отбил у папы для себя Сеня. Для каких целей он собирался её использовать, мелкий не сознался, но то, что перед отъездом Максимом ему было выделено целых три картошки, я помнила точно. А так как мы дико торопились, ему пришлось оставить свой трофей прямо там, да и кто бы на него покусился? Он же не предполагал, что к нам в гости нагрянет голодающее Поволжье в лице неформального молодого человека.

— А ты любишь картошку?

— О, да! Я люблю картофан! — довольно облизнулся Шер, а я побежала за едой, которую решила приготовить, пусть насладится моим главным оружием — кулинарным талантом. Ну муженёк, ты сам напросился. Сейчас будет тебе первоклассная отрава. Сразу отбросишь свои дьявольские копытца.

Под скорбный взгляд Артёма, адресованный количеству провианта, я принялась чистить овощи. Дело шло с трудом и под моё активное пыхтение, а в результате я чудом не отрезала себе ни одного пальца, зато картошку искромсала по самое не хочу. Вместе с кожурой в мусорное ведро отправилось ещё около семидесяти процентов продукта. Увидев это, Шер вырвал из моих рук и картошку, и нож, сказав в мой адрес: «Растратчица!», принялся сам срезать кожуру тонкой спиралью. Ажурную кожурку даже выкидывать было жалко.

Почистив клубни, он с чувством выполненного долга уселся на диван и позволил продолжить мне моё тёмное дело.

— Как тебе больше нравится: жареная или варёная?

— Я люблю пюре, — отозвался Артём. А я тоже больше люблю в виде пюре. Только вряд ли мне что-то из приготовленного перепадёт. Да и положа руку на сердце, не рискну есть собственный кулинарный шедевр.

— Хорошо.

Я наполнила пятилитровую кастрюлю до краёв водой, закинула в неё три картошечки и поставила на огонь. Шер следил за мной с непередаваемым выражением на лице. С одной стороны, недоумённое удивление, с другой тихий ужас, а с третьей дикое желание хохотать.

— Не пойму, то ли ты прикалываешься, то ли реально впервые пробуешь себя в роли повара.

— Не впервые… — возмутилась я. Я и раньше делала попытки. Правда, неудачные, но это не исключает их наличия. — С чего ты взял?

— Так, делаю выводы, — он покосился на кастрюлю, а я смекнула, что что-то забыла. Что-то очень важное, раз даже Артёмка заметил.

— А что такого? — возмутилась я, пытаясь вспомнить ингредиенты. Его намёки на мою несостоятельность в пределах кухни меня смущали.

— Да нет, ничего, — стал он отнекиваться и поскуливать.

— А! Точно! Я же соль забыла насыпать, — пришло ко мне озарение.

Шер был в ауте. Он сидел как древнеегипетская мумия, замурованная в саркофаг. Даже забыл, что только что собирался от души похохотать надо мной.

Затем он как-то быстро отмер, посмотрел на меня, как на самую яркую представительницу сообщества идиоток, и в один прыжок оказался у плиты. Шер изъял из моих рук полную соли поварёшку, при помощи которой я собиралась пускать в воду соль, и спрятал её в один из выдвижных ящичков подальше от меня.

Сняв кастрюлю с огня, он слил воду (я представила картину, как он кастрюлю мне на голову надевает, причём с водой — дикие люди рождают относительно себя дикие фантазии) и сполоснул её, выложив картошку на стол. Какой хозяйственный! Но такие мужчины не были откровением для меня (мужской пол у плиты — весьма посредственная картина, когда в твоём доме женщины не готовят), гораздо больше впечатлял факт, что это делает Шерхан собственной персоной.

Далее он вытребовал у меня посудину поменьше, критично осмотрел её, ополоснул, мой комментарий, что у нас дома вся посуда чистая, он пропустил мимо ушей, набрал воды, разрезал картофель на половинки (а-а-а… так вот как это делается), поставил на огонь, посолил, закрыл крышкой и вновь превратился в памятник самому себе, прислушиваясь к шорохам из подъезда. В этот момент в подъезде раздались громкие звуки: приехал громыхающий лифт, его сопровождала возня и галдёж, а в открывшуюся входную дверь раздались одновременно несколько криков, наполнив нашу тихую гавань, то есть квартиру своей «мелодичностью». Во-первых, раздался по-своему звонкий старческий голос, на весь подъезд причитающий (прямо с первого этажа) о «придурочной неблагополучной семейке психов с неугомонными развратными детьми-уголовниками, которой пора вставать на учёт в милицию», а во-вторых, после того как дверь захлопнули, вопящий уже прямо в квартире, только что вошедший в прихожую папин баритон дал нам ценную информацию, оповестив, какое конкретно место на его теле облюбовали кровососы:

— Чёртовы комары! Посмотрел бы я на их рожи, если бы я их в жопу укусил!

Я запаниковала, учуяв череду усмешек и приколов со стороны любимых родственников, и с мольбой в глазах уставилась на Артёма. Он мои мысли, как не странно, понял, но ожив, развёл руками и шёпотом, верно, проникшись серьёзностью момента, язвительно поинтересовался:

— Ты мне предлагаешь переквалифицироваться в ямакаси и выпрыгнуть в окно?

Кто такие эти загадочные прыгуны я не знала, зато имела представление о другом чудо-человеке, даже человеках, и также шёпотом поведала ему, махнув рукой:

— Забудь о тымакасях! Представь, что ты — человек-паук! Или Чёрный Плащ.

— Угу, я — ужас, летящий на крыльях ночи, — прошипел он мне в лицо, потому что я уже прыгала около него на носочках. Дальше он запел: — Чёрный Плащ! Свистни — он появи…

Я зажала ему рот рукой, а в коридоре, между тем, дядя предлагал укусить в пятую точку его самого и посмотреть на реакцию, но кусать разрешалось только сразу после того, как он примет душ, а то кусать комара, как и немытого Макса, слишком негигиенично.