Шрифт:
Позапрошлый год был тихий… Как и большинство из последних, поди‑ка, десяти. Осад и битв никто не ждал, а соль стоила дорого. Она всегда стоит дорого, даже морская.
– А не ты солением заведовал?
– Нет, сиятельный Дэффид, не я. И сейчас не я… К сожалению. Я, с позволения сказать, человек аккуратный. Я бы проследил. К тому же те бочки, которые не вздулись, отчаянным образом пересолены. Кажется, часть бочек пересолили, а на другую, напротив, не хватило. Так что, боюсь, неиспорченные бочки тоже не придутся по вкусу Неметоне. А я не хотел бы испытать ее гнев. Я слышал про маятник…
Дэффид с трудом подавил улыбку. Надо же, детские страшилки оказались совсем не детскими. И весьма полезными.
– Неустойку плати, – пожал он плечами. – А что ж еще? Не верю, что моя дочь этого не оговорила!
– Даже записала, – вздохнул «навозник», – вот…
И потащил из‑под плаща довольно толстый свиток. У Дэффида глаза на лоб полезли. Ради десятка бочек солонины писать толстенный контрактище? Обычно в таких случаях хватало честного купеческого слова. А то пергамент дороже обойдется.
Впрочем, когда вчитался – от проставленных количеств и сумм глаза на лоб не полезли потому, как уже были на лбу. То, что он видел, никак не вязалось с прокормом пары десятков работников – пусть даже в течение года. Дочь отчего‑то скупала запасы, предназначенные для пропитания города в течение трех месяцев осады – небольшой рабочей команде, строящей крепкую усадьбу в устье Туи, этого хватило бы… Дэффид не стал трудить мозги. Позвал ту дочь, что помогала Немайн с расчетами на ярмарке. И очень поднаторела в обращении с цифирью.
– Эйлет, посчитай‑ка… Насколько этого хватит двадцати работникам.
Та только задумалась ненадолго. Даже и за перышко не взялась. Сидова наука!
– На сорок семь лет и девять месяцев, батюшка.
Теперь на людях было так. «Папка» остался для внутренних комнат. Что поделать – старые обычаи порядком забыты, и семье приходится ставить себя заново. Чтобы никто не усомнился в благородстве!
Впрочем, теперь‑то Дэффид об этом не вспомнил. Слишком взволновало непонятное, что происходит в устье Туи, а потому некуртуазно привлек к себе уставно‑смиренную дочь, ухватил за голову, чмокнул в макушку.
– Спасибо, умница моя.
И повернулся к «навознику».– Значит, так, – ласковый отец превратился в главу сильного рода, – тут все описано. Штраф, возврат средств по текущей рыночной стоимости… Эйлет, рынок теперь как будто на тебе? Почем там свиная солонина? Так вздорожала? Ну и ну! Отчего бы? Обычно в это время года дешевеет… А, баранину кто‑то скупил, прямо живьем? Да, на носу поход. Король еще не начинал закупок? А когда? По обычаю, все снабжение после первых шести недель похода на нем, а не на кланах!
– Майни скупила, – скучно сообщила Эйлет, – город свой строить. А что?
Удивленно проследила, как вдруг налившийся пунцовым отец быстренько ушел внутрь хозяйской половины. Пожала плечами да двинулась следом.
Дэффиду было разом смешно и обидно. Смешно – потому как сам мог догадаться, что Немайн спокойно строить маленькую усадьбу не станет и вычудит что‑то этакое. Обидно – потому как не сказала.
– Я с ней еще поседею, – пожаловался он дочери, отхохотавшись, – вот принимай таких в семью… Но – хороша. И права!
– Правда? – Эйлет обрадовалась, ждала‑то громов и молний.
– Правда. Это я недодумал, а она – гордячка, сколько б ее епископ поклонами ни лечил, все сама… Но раз уж Майни ухитрилась стать кем‑то вроде королевы и строить город, там нужен будет заезжий дом, – Эйлет захотелось зажать уши – а толку, если продолжение она и так знала, – а потому собирайся замуж! Девка Хозяином заезжего дома быть не может, дело на сторону отдавать нельзя, а Тулла с Кейром мне здесь нужны!
Город временами всплывал в чужих воспоминаниях – знакомый шапочно и нелюбимый. Вот пригороды с их парками и дворцами – другое дело. А в самом городе – шаг в сторону от напомаженных парадных улиц – и начинается гниль, на которую строителю смотреть больно. На торжественных проспектах – бесконечный барахольный ряд от уличных лотков до хрустальных витрин, набитых бездельным товаром. Кошмарные норы станций метро с одним выходом.
Если бы болезнь, поразившая город, была банальной старостью… Увы. И все‑таки сон принес ее именно на эти неприятные улицы. На которых не все было так уж плохо. Днем реклама не била по глазам, а яркий грим очередного подновления к дате выцветал под живым светом полуденного солнца. Хорошо резкий весенний ветер с моря не нанес еще туристов – летом будут бродить праздные толпы, уродуя кропотливый образ бывшей столицы, представляя ее стариком‑чиновником в затрапезном: заляпанный винными пятнами атласный халат вместо мундира, нищая роскошь отставки… В Эрмитаж, впрочем, и теперь очередь на часы. Наверняка. Но Немайн не туда.