Немайн говорила, и ее понемногу наполняло понимание очередной шутки Сущности. Врожденное эльфийское умение владеть длинным мечом и рапирой были выдано ей весьма своеобразно. Да еще и как два в одном.

В шестнадцатом веке англичане, потомки нынешних саксов – да и бриттов, которым повезло выжить, вздумали называть рапирой оружие, которое ни со спортивной рапирой, ни с салонно‑дуэльной ничего общего не имело.

Испанский меч эпохи конкисты. Длинный, тяжелый, равно рубящий и колющий – оружие офицеров империи, на тысячелетие опередившей в развитии римскую. В шестом веке он был бы чудо‑оружием. Если бы вообще был. И если бы Немайн могла поднять такую тяжесть!

– Так что бить надо примерно так, – Немайн довольно робко махнула кистью – и вдруг взорвалась «мельницей». Удар справа сверху, удар слева сверху, Удар справа снизу, удар слева снизу. Два горизонтальных. И снова вытянутая вперед палка.

– Сначала отработай один удар. Бей, как нарисовано, – советовала Немайн, – потом освоишь второй. Да не маши сплеча! Открываешься! На тебе что, доспехи есть?

– Стану рыцарем – будут!

– И в бане?

– Леди сида, а куда ты уши деваешь, когда спишь? Они же мешают, – девочка одного с Немайн роста, глаза в глаза. Черные. С бесенятами внутри.

– Они мягкие. Так что спать на боку мне удобно. Ты Альма?

– Как ты… А, ясно! И как тебе пришлось мое платье?

– Сама видишь. Почти впору. Но слишком свободное. В груди, в бедрах, – Альма заулыбалась, – И особенно в талии.

– Я взрослая, – напомнила Немайн, – а значит, и формы у меня другие. А ты еще вытянешься. Будешь на голову выше меня. В самый раз. Не пигалица, не дылда. Аргут! Я кому сказала – локтем не двигать! Если устал, возьми палку в другую руку. И – все то же самое. Выучишь удары – расскажу, как Кухулин, достигнув тринадцати лет, убил великого воина, чей удар был похож на движение хвоста ласточки в полете…

Амвросий возвращался из дворца в настроении лучше превосходного. Поначалу, увидев во дворе Альму, поучающую Аргута, собрался пожурить – за то, что не соблюдает латинский день. Когда увидел вторую, на секунду испугался, решив, что дети начали размножаться делением, без их с женой участия. Заметив у одной из Альм сидовские уши, облегченно выдохнул и пробрался в дом с черного хода.

– Не хотел спугнуть чудо, – сообщил жене, – двое наших детей вместе – и почти молчат.

– Травяной сок с платья отстирала Бриана, – гордо откликнулась его жена, – а занавеску свою сиде придется менять. Слушай, а можно ей сказать, что чистить долго? Хочу посмотреть, как в ее сером будет выглядеть Альма.

– Можно, – согласился врач, – и вообще, мы сейчас одни. – Он погладил жену по круглому животу. – Так что, не стой между нами некто третий… Немайн очень хорошо отвлекает наших детей, и я полагаю, ее стоит привадить к дому.

– Как?

– Подумаю.

И придумал. Самый, как оказалось, надежный вариант. Вышел на крылечко, поманил Альму, пошушукался. Та кивнула, хихикнула и побежала в дом. Амвросий же важно прокашлялся, чтобы привлечь внимание.

– О Минерва, о почтенная ланиста! – возгласил в духе античной трагедии. – Боюсь, с твоим платьем выйдет очень долгая возня. Жена уверяет, что нужно сначала замачивать, потом кипятить… И еще что‑то, я в этой кухне не понимаю.

– Я тоже, – сообщила сида, – непорядок, правда? Мне очень совестно. Но в чем же мне возвращаться в "Голову"?

– В том, что на тебе сейчас. Альма с удовольствием подарит тебе это платье – потому что я пообещал ей обновку, конечно. Но, может быть, в качестве извинения, ты примешь от нас в заложники одну из моих книг?

– Приму. Но настаиваю на праве выбора, – сида старалась удержать лицо каменным, но уши отсемафорили такую безумную радость, что врач начал опасаться за возврат. В конце концов, в Ирландии совсем недавно из‑за книги случилась война! Оставалось надеяться, что богиня не положит глаз на один из бесценных трактатов по медицине.

Клирик действительно был счастлив. Причиной стал футурошок наоборот. В двадцать первом веке человек привыкает к информации, льющейся в мозг со всех сторон. И без этого потока ему становится малость неуютно. Библию он залистал до дыр, и теперь она годилась только для обрядов, но не для чтения. Хотя бы потому, что, при желании, он мог прикрыть глаза и вызвать перед внутренним взором типографские строки священных текстов.

Так что за возврат Амвросий мог бы и не переживать. Абсолютная память делала сиду в этом отношении совершенно безопасной. Зато, придирчиво выбирая меж свитками «заложника», Немайн составила в уме полный каталог небольшой библиотеки врача. И выбор сделала такой, что тот облегченно хлопнул себя по лбу. Вегеций. "О военном искусстве".