Шрифт:
— Как они догадались, что мы здесь? — раздраженно зашипела я, чуть приподнимаясь и выглядывая в окно.
— Может быть, машин было две, а не одна? — предположила Ниса. Она прятаться даже не пыталась и на все мои маневры поглядывала со снисходительным непониманием. — Ну, вот что ты ерзаешь туда-сюда? Вон, на тебя уже бабки оглядываются, наверное, боятся, что ты буйная. Если они едут за нами, значит, уверены, что мы здесь.
— Бабки едут за нами? — не поняла я.
— Да мудаки за нами едут! — воскликнула Ниса и привлекла еще больше внимания, чем ранее удалось привлечь мне. Теперь уже все немногочисленные пассажиры троллейбуса, а это были люди преимущественно преклонного возраста, с оживленной заинтересованностью наблюдали за нами. Еще бы, привычная скукота была прервана таким занятным бесплатным представлением!
— Когда следующая остановка? — я вытянула шею, попытавшись рассмотреть висевшую рядом с водителем схему движения городского транспорта по маршруту. В том, что он довезет нас куда надо я была уверена, а вот сколько раз тормознется по пути — понятия не имела.
— А что, нам уже пора выходить? — оживилась Ниса, приподнимаясь с места.
— Сиди, — рыкнула я, одним движением усаживая подружку обратно. — Нам ехать до конечной.
Ниса тут же растеряла весь энтузиазм и теснее прижала к себе вино. Кажется, только оно её сейчас утешало и радовало.
— Как ты думаешь, — начала я, маяча макушкой в окошке и меланхолично наблюдая за тем, как иномарка с тонированными стеклами продолжает неуклонно следовать за троллейбусом. — Они присоединятся к нам или нет?
— Под «присоединяться» ты имеешь в виду подсядут ли они к нам на очередной остановке? — задумалась подружка.
Я кивнула.
— Вряд ли они променяют комфортный салон с кондиционером на компанию старушек с рассадой.
Я покосилась на этих самых старушек, встретилась взглядом с парочкой пожилых дам и поспешила отвернуться, ощутив себя крайне неуютно. Сморщенный и ссутуленный вид бабулек наводил на мысли о том, что они успели застать еще моду на ношение кринолина, но вот их неприязненно-злые взгляды устойчиво ассоциировались с тройками НКВД. Не спасали даже традиционно русские платочки, мило подвязанные под дряблыми подбородками. Глядя на мир из-под кустистых бровей, они зорко следили за действиями окружающих. А так как мы с Нисой в салоне были единственными, кто еще не успел отпраздновать семидесятилетний юбилей, все внимание бдительных гражданок сосредоточилось исключительно на нас.
— Какие-то очень суровые бабульки нынче пошли, — пробормотала я себе под нос.
— И не говори, — вздохнула подруга. — Уже страшно в троллейбусах ездить. Такие авоськой перешибут и не заметят.
Я хотела добавить что-то остроумное, но не успела. И не потому что остроумие заглохло, а потому что троллейбус вдруг дернулся, резко вильнув вправо, и затормозил, оглушительно взвизгнув тормозами. Из-за резкой остановки меня, бестолково болтающуюся между сидениями, швырнуло вперед, приложив макушкой об поручень. Сверху, поддавшись закону всемирного тяготения, на меня приземлилась Ниса вместе со звякнувшей в пакете бутылкой.
Послышалось шипение распахивающихся дверей, а после над нашей живописной кучкой заговорил мерзко-знакомый голос:
— Поднимайтесь, красотки, приехали.
— Шо он там бормочет? — пропыхтела мне на ухо Ниса, пытающаяся убрать свою пусть и худощавую, но весьма тяжелую тушку с моей спины.
— Что-то на своем, ущербном, я не поняла, — просипела я в ответ, пытаясь выбраться из-под банши и пакета, в котором чудом уцелело содержимое.
— Эй, вы кто такие? — рявкнул хриплый голос и из кабинки водителя выбралось существо, которое судя по голосу и серо-невнятному цвету лица провело свои лучшие годы в обнимку с бутылкой портвейна. И это привело его внешний вид в состояние, которое я бы обозначила, как состояние старого шкипера.
— Дядь, ты давай, не буянь, — решительно пресек все возможные препирания Гриша и тут же распорядился: — Возвращайся к себе за баранку, мы сейчас девушек заберем и уйдем.
Существо почему-то спорить не стало, мигом захлопнуло уже широко распахнувшийся для заводного ора рот, почесало пальцами клокастую и торчащую во все стороны шевелюру удивительного желтого цвета и вернулось обратно туда, откуда пришло.
— А может они не хотят никуда с вами идти? — это уже решили вмешаться бабульки, которые до этого момента лишь вяло кудахтали, потирая ушибленные места и обвиняя во всем неумеху-водителя.
— Не лезь! — рявкнула на одну бдительную старушку другая, еще более бдительная. Брезгливо поджав тонкие, испещренные морщинками губы, она поправила платок, одернула вязаную кофту и поглубже умостилась на сидении. — Мужики сами разберутся, что со своими бабами делать. Пусть своих шлёндр забирают и убираются восвояси.
— Правильно, — тут же подхватил Гриша, благодарно кивнул мерзкой старушенции и, вцепившись в мой локоть, ловко выдернул меня из-под Нисы. — Слышала, что старшее поколение постановило? — зашипел он мне на ухо с явным раздражением от происходящего.
— Слышала, — кивнула я. — Оно постановило, что я — шлёндра. Если честно, значение слова мне не известно, но предполагаю, что оно является синонимом слова «проститутка». И не соответствует реальности.
— Не выжучивайся, — одернул меня начавший злиться оборотень и потянул к двери. Его компаньоны подхватили под локотки Нису и повели за нами.
Едва только мы покинули троллейбус, как водитель тут же захлопнул двери, троллейбус громко чихнул, загудел мотором и тронулся. А мы остались стоять на обочине, печально глядя ему в след. Вернее, печальной была только я. Гриша поигрывал желваками, всем своим видом выражая недовольство. Ниса громко вздыхала и проверяла содержимое пакета, а сопровождавшие Гришу и уже знакомые мне мальчики в количестве двух штук кидали на меня гневно-мстительные взгляды.