— А чьи мы? Шлека? А-а-а!

Чувствую, нас бы вообще выгнали. Но спасло нас то, что началась лотерея. Перед входом в помещение мы все кинули корешки билетов в огромную урну, и сейчас дельфины крутили эту урну, а потом, нажав на большую кнопку, должен был быть выбран билет-победитель, владелец которого мог подойти к дельфинам, потрогать, сделать фото на память. Все заинтересованно ожидали услышать своё имя, и забыли о нас.

Я тоже ждала, но нет, выбран был не мой билет. С моим везением этого ожидать не стоило, и я всё равно ждала, очень хотелось потрогать дельфина.

Но ко всеобщему несчастью, а особенно Максима, победил папа. Он повёл нас с собой к стайке ожидающих у бортика дельфинов. Впереди всех бежали двойняшки, за ними не отставал Сенька (он всегда умел выбирать приоритеты).

Папа сиял, сверкая улыбкой во все зубы. Уничтоженный Максим смотрел на нас жалобным взглядом, я попросила Рода взять его с нами. Он неожиданно согласился, всё-таки мой папа самый добрый на свете мужчина. Но согласившись, он добавил: «Иначе житья же от него не будет». Тоже верно.

За дядей увязалась та непонятная тётя-мотя, которая казалась мне знакомой. Глядя на дельфинов, она шептала «Мрак», глядя на детей «Держите меня четверо».

— И вот он — наш победитель со своей большой семьёй!

Почему-то все подумали, что я жена папы, а трое мелких — наши дети. Макса, с его слов «безграмотные олухи», вообще не признали, и решили, что он наш отец, то есть дед семейства. А его спутницу нашей бабулей.

Хохочащий Сенька чуть не поскользнулся, но я его спасла, правда, пожертвовав собой — я плюхнулась в воду к дельфинам. Максим голосил, что его кровиночку съедят рыбы, спасите! Папа прыгнул спасать меня. Сеня снимал, только и успевал камерой вертеть. Двойняшки, оставленные без присмотра, пошли к клетке с морским львом, которая стояла на другом конце бассейна, и пытались кормить его рыбкой. Причём рыбку доставал из стоящего рядом ведра голыми руками Костя, она изворачивалась, норовила выскользнуть, а Танька бесстрашно приговаривала: «Скажи «а-а-а». Костя не удержался и сорвался в воду следом за своей рыбиной, которую упустил, а забывшая о голодной морском животном Таня голосила «на берегу».

Папа, передав меня на руки одному из ведущих, схватился за плавник дельфина, почти как супергерой. Так казалось мне и всем вокруг, но позднее в машине он признался, что по инерции ухватился за плавник, а потом испугался его отпустить, плюс вспомнил как до этого на выступлении так плавали тренеры со своими дельфинами. И вот он как герой в мгновение ока домчал до барахтавшегося Кости и спас его. Зал аплодировал стоя.

Мне кажется, в зале решили, что мы подставная семья, ибо смеялись с нас по ходу всего представления не меньше, чем с клоунов. Нас даже руководство дельфинария потом благодарило, жало руки, но приходить ещё раз не звали.

— И даже абонемент не подарили, — возмущался Максим, везя нас обратно домой. — Жмоты. Мы им такое шоу устроили.

— Благодаря тебе, — хмыкнул папа, — посадил нас чуть ли не в воду, а сам перед дамами хвост распушил.

Дядя запунцовел:

— Перед дамой, — поправил он Рода. — Сам вообще в спасатели Малибу заделался.

Все детки сидели мокрые сзади, кутаясь в огромные полотенца. Мокрые, но довольные. Двойняшки были счастливы, что принимали активное участие. Сеня никак не мог нарадоваться «зашибенным» кадрам. А я ликовала, потому что мне всё же разрешили погладить дельфина.

Один из взрослых дельфинов, на котором катался папа, подплыл к бортику, вытащил морду из воды и упёрся ластами, издавая непонятные мне без специального аппарата звуки. Инструктор кивнул мне, разрешая идти на контакт. Я похвалила себя, что надела не синюю футболку, и значит дельфин меня обязательно заметит. И в его памяти останется моя фигура.

Я приложила ладонь к его лбу. Кожа его на ощупь совсем необычная: она плотная на вид, будто из пластика, но проведёшь ладонью — нежная и мягкая, словно тонкий шёлк. Это прикосновение странным образом дарило радость.

А ещё я стала хранительницей удачи: листочки с рисунками дельфинов после того, как детки и взрослые из-за них переругались, я собрала и убрала в сумку. И никому из сидящих в машине возвращать не собиралась. Какой-то рисунок раздора. Пусть лучше хранится у меня, решила я.

— А вы знали, что у каждого дельфина есть собственное имя? — поинтересовался эрудит с переднего сидения. — Так вот имя дельфина представляет собой свист, и его средняя продолжительность около девяти десятой секунды.

Под его монотонное «чтение лекции» мы на задних сидениях, усталые, уснули.

Мне снилось, что под толщей воды я в костюме аквалангиста с грузовым поясом смотрю в глубину темноты и пытаюсь разглядеть хоть что-либо. Но вокруг всё мутное, смазанное. Я знаю, что наверху день и ярко светит солнце. А здесь не в пример мультфильму о Русалочке, — кромешная тьма, но где-то впереди раздаётся характерный дельфиний свист, который укладывается в одну секунду, и я понимаю, что он меня зовёт. Но я остаюсь на месте, держусь на плаву. И тут с той же стороны раздаётся душераздирающий дельфиний крик: «Поторопись, спаси нас!» Я кидаюсь в ту сторону, но верёвка, в которой я привязана натягивается, и меня тащат назад, к лодке. Я сопротивляюсь, хочу отвязаться, и не могу. Моё тело прорывает гладкую поверхность водного пространства и в эту секунду я проснулась.