Судьбы суровый матерьял…
вернуться

Брюховецкий Виктор
Шрифт:

«Луг росистый, луг белесый…»

Луг росистый, луг белесый,Солнце брызжет под колеса —Впереди двенадцать верст!Не спеша, везет корова.Подо мной мешок с половой.Ни обиды и ни слез.Я привык два раза на день(Что поделаешь, коль надо)Совершать вот этот путь —Через мост над речкой синейПосреди страны России.Мне бы только не заснуть.Грай ворон над росным лугом —Друг за другом, круг за кругомОблетает воронье,И кричит, не умолкая…Песня верная какаяПро мое житье-бытье.Как! Да – как! – висит над полем.А – никак! Совсем не больно,Даже больше – красота!Вон – корова, шаг отменный,И рога, как две антенны,Жалко – музыка не та…Я корову не ругаю,Я корову понимаю,Разговор с коровой прост:Я вздохну – она вздыхает,И шагает, и шагаетНа зарю… Двенадцать верст.…Выйдет батя на дорогу:– Ну, поспели, слава Богу…И, не ближний путь кляня,Он меня с телеги ссадит,Улыбнется и погладитИ корову, и меня.

Карька

Я размазываю слезу:Карьку сдали на колбасу.Утешает отец меня,Мол, другого найдем коня,Завтра, мол, на базар пойдуИ чубарого приведу…Конь чубарый и впрямь хорош!Разрешает мне всё, что хошь.Я горбушкой его кормлюИ на мысли себя ловлю:«Хоть он шею и гнет дугой,Но какой-то он не такой —И глаза у него светлей…»Вот у Карьки губа теплей.Ой, теплее была губа,Да и звездочка среди лба!Конь чубарый высок. До звезд!У чубарого белый хвост,У чубарого жаркий пах.А у Карьки не так он пах…Я живу на земле сто лет.Я объехал весь белый свет.На торгах у барыг-менялЯ коней торговал-менял,Я, случалось, и крал коней…Только Карего нет родней…

«Я – на хлебе, на квасе…»

Я – на хлебе, на квасе,На крутом кипятке…Я учусь в третьем классе!У меня в рюкзакеХлеб, капканы и ножик,Из вельвета кисет,И обида не гложет,И сомнения нет.Я шатаюсь по гривам,Я живу на ветру,Я родился счастливымИ счастливым умру.

«Я шкет-суслолов. Я сусланов ловлю!..»

Я шкет-суслолов. Я сусланов ловлю!Пастух меня учит настроить петлюСреди ковылей и кипящего зноя.Он пахнет седлом, кизяками, костром.Потом мы сидим в полынях под бугромИ курим, и смотрим, как овцы гурьбоюСтекают к воде, потрясая руна…Налево страна и направо страна…Вершины курганов неровной грядоюОтходят к Алтаю. Как пахнет полынь!И беркут, пластая тяжелую синь,Висит в два крыла над округой своею.Тень птицы – то вниз, то спешит на холмы,И суслик на свет вылезает из тьмы,Свистит, и петлю надевает на шею…Запомнилось: курево, беркут и это,Сквозь тело прошедшее острое лето,Шкварчащие тушки, чугунный казан,До боли молчащие овцы в загоне,Тяжелые росы, луна в капюшоне,И грозы, что нам присылал Казахстан.

Яблочки-1

Дед бабахнул из ружья!Я бегу, собак шугая.Соль-то горькая какая!Добежать бы до ручья!И в штанах, штаны спустив,Прыгаю с обрыва в воду —До чего ж люблю природу!У ручья такой мотив!Августовская морока,Ветки ломятся в саду…До зари еще далеко —Вымокну – не пропаду!…Вообще-то, зелены,И вдобавок жаль штаны:Сколько дырок хрыч наделал, —Вредный, хуже сатаны!Он, куркуль, средь бела дняНе отходит от плетня.Стану Павликом Морозовым —Узнает у меня!А беда горит огнем.Ох, похоже, дело скверно.Батя выпорет, наверно,У него ремень при нем.Всё припомнит – и «войну»,И ружье, и папироску…И пескарь меня за соскуТянет, тянет в глубину.

«Я не был босяком, но бегал босиком…»

Я не был босяком, но бегал босиком…Апрельская земля. Проталины черны.Уже грачи в поля из южной стороныНаволокли тепла, забот невпроворот!Вот сели край села. Вот сели в огород.Вот батя взял ружье. Вот целится, вот бьет.И всё нутро мое ликует и поет!И я бегом, босой – под гром весенних труб —Тащу грача домой…И мама варит суп.

«…Я ставил капканы, я целился влет…»

…Я ставил капканы, я целился влет,Я острой пешнею распарывал лед,Я жег керосин, я читал по слогам,Я слушал, как холод гулял по ногам,Когда красный сеттер распахивал дверьВ избушку, где жил я, как маленький зверь,Зажатый снегами, покинут судьбой,С чадящею в небо кривою трубой.Красивое время! Эпоха печали!Ни целых сапог, ни крыла за плечами.Зола поутру. Выгребаю золу.Горящие угли стекают во мглуПо длинным сугробам, туда, где заряПолзет на курган сквозь броню января.Стекают, шипят, в темноте пропадая.Над мертвой трубою луна молодаяСкуластой казашкою треплет косу,И звезды, как деньги, звенят на весу…А мне-то – до них! Я золу высыпаю,И печку топлю, и в тепле досыпаю…Красивое время! Такое начало,Что каждая жилка струною звучала!И если прикрою глаза, то виднаПод чистыми звездами та сторона,Где славился труд, поощрялись проказы,Где боль выплавлялась в такие алмазы,Что их не продать, не оправить в металл…Там я человеком, наверное, стал.

«В чепрак завернусь поплотней, закимарю…»

В чепрак завернусь поплотней, закимарю,Теплом задыхаясь и потом коня.Луна азиатскую плоскую харюПросунет меж туч и увидит меня.Со звоном осыплется небо на землю,По склону к воде прогремят табуны,Росинка взойдет по упругому стеблюИ станет серебряной в свете луны.Откликнутся выпи. Качнутся болота.Затихнут на дальних лугах косари.Былины придут и столпятся у входаВ мой сон, что я буду смотреть до зари.И всё оживет – и волшбы, и поверья,Раскинутся царства, бери и владей!Ковыль золотой, ястребиные перья,Упругие спины степных лошадей!Красавицы, равных которым не будет,Клинки, закаленные в яром огне,Хорошие песни, хорошие люди,Как в жизни, которая выпадет мне.

На конюшне

Жеребца превращали в мерина.Он лежал, тяжело дыша,И сознанье его не верило,И не чувствовала душа,Что уже мужики не балуют —Сталь отточена и крепка! —Что к другому уходит чалая,Хоть и рядом стоит пока…Он не верил, что мы жестокие,Он в ремнях сыромятных вяз,И глазами, как ночь, глубокими,Шею выгнув, смотрел на нас…До чего ж эта правда грустная!Как забрел я в нее, пострел?Сколько лет прошло – всё кляну себя,Всё жалею – зачем смотрел…