Судьбы суровый матерьял…
вернуться

Брюховецкий Виктор
Шрифт:

Сосед

Он ставил шаг размашисто и длинно,Плащом китайским кованным шурша.Упругая стальная сердцевина.Распахнутая мощная душа.Желанный гость,Он был как бог и выше.Садясь за стол, он вынимал наган…Кружился день над голубиной крышей,Смотрел в окно, заглядывал в стакан.К вину катилось пиво на прицепе.И под стакан, он мне сквозь хмель и грусть,Читал стихи, где кот ходил по цепи.Не по листку читал, а наизусть.Он тосковал – какие люди были!Ведь погибали… почитай, за так.Рассказывал, как Пушкина убили.Убили – что… А хоронили как…Он был блатной.Он был из местных урок…Гитару бы.Да где гитару взять…Он от ствола прикуривал окурокИ разрешал наганом поиграть.Сверкали камни, пламя шевелилось,Вытягивало красный язычок…Пока вино плескалось, пузырилось,В тоннель ствола, в таинственный зрачок,Я всматривался.Холод пистолетаВ меня вползал, почти сводя с ума…Мне в том стволе, во тьме, судьба поэтаМерещилась.В окне стояло лето,А чудилось – морозная зима.

«Под напевы реки, у высокого края…»

Под напевы реки, у высокого края,Где звезда по дуге упадает, сгорая,Где кривой горизонт и березы кривы,Я бродил пацаном, шалопаем бездомным,Объяснялся в любви деревенским мадоннам,И на зорях литовкою столько травыПовалил. Куликовое поле! Не меньше.Чистотел ли, татарник… И было не лень жеХороводиться ночь и мотаться в луга,Чтобы вволю натешиться острою сталью,Чтобы видеть потом журавлиную стаю —Как летит, задевая крылами стога!..Ой, стога! Высоки! До луны, до звезды!..По утрам у коровы слюна из слюдыПовисает с губы, и пахучим настоем —Молоком да прожаренной солнцем травой —Как дохою, накроет меня с головой…И припомнятся ночи с далекой верстою,И роса, и дышащий туманом Алей,И высокие трубы седых журавлей,И тугие отавы, и кони на броде…Неужели всё это прошло, протекло,И не склеить разбитое это стеклоНикому. И душа, словно кость к непогоде,Так болит…

Подпасок

1.
Хорошо в подпасках. Нега.Пьяный шорох пьяных трав.Рассыхается телега,Дышло старое задрав.Чай кипит. Стрижи мелькают.Солнце валится в кусты.Жаркий воздух протыкаютЗолотые пауты.Стадо мается от зуда.Кузнецы куют ножи.Неба знойного полудаЛьется на колосья ржи.Ни обрыва и ни края,Ни начала, ни конца.Ветерок, дымком играя,В дрему клонит огольца.А по гриве межевыеМетки, меж которых в рядСуслики сторожевыеСловно башенки стоят.
2.
Хорошо в подпасках. Воля.Конь. Седло. Сидишь как князь…Далеко, за краем поля,Тучи, грузно шевелясь,То, вскипая, разойдутся,То сойдутся – не разъять,То рогами так сшибутся:На ногах не устоять.Соберутся овцы в кучу.Кони гривы развернут!Дождь придет, ломая сучья,Ковыли свивая в жгут.И тогда взыграет стадо,Стадо кинется бежать.В это время стадо надоНепременно удержать.Ветер. Молнии кривые.Весело, аж будь здоров!Телки, словно чумовые,И бараны без голов.
3.
Туман редеет. Даль открыта.Луна, ущербная на треть,Бледным бледна. Солома взрыта.Костер погас.Ему горетьУже без нужды. Август жарок.Конь прядает. Восход лилов.Овца, бычок, десяток ярокДа крупных несколько голов —И весь учет…Овес полёгший,В траве гуденье ранних пчел,И кнут из трех колен, промокшийРосою, тёмен и тяжел…А далеко за краем поля,За гривой, на семи ветрахТакой простор, такая воля,Такая жизнь, что просто – ах…

Урожай

С золотым тугим зерномПоезда идут на запад.Грай ворон над полотном.Дыма шлейф.Пшеничный запах!..Понимая груз по звуку,По скрипению осей,Я внизу хожу по лугу,Я пасу своих гусей.Гарь летит,Вода рябит,Паровоз в трубу трубит,Над закатом белый облакКрасным золотом подбит!А когда, идти устав,Остановится состав,Сквозь бурьян наверх по склонуПодбегу с мешком к вагону,Сыпану в мешок зерна —Не ругай меня, страна!Шито-крыто, нет погони…Над водою, над ручьемГусь берет зерно с ладониИ гогочет ни о чем.Он гогочет ни о чем,Он не знает что почем,Что из всех гусей окрестТолько он пшеницу ест.Хорошо ему, гусю,Что не знает правду всю.

«По косой траве кругами…»

Памяти отца

По косой траве кругамиСтригунок стрижет ногами,Грива – мелким завитком.Утро пахнет теплым бродом,В небо брошенным восходом,Сладким дымом, кизяком.Тушку суслика зажарим,Чай смородою заварим.Седла стылые, в росе.Кони сыты, справа ладна,Перепел легко и складноБьет в пшеничной полосе.Точим сталь, капканы правим,Светлый день июльский славим,Звук утиной тетивы;Топим взор в степном просторе,Где на каждом косогореСусликов, как татарвы.Ой, ты, поле сусликово!Кстати, чем не Куликово!Тот же воздух, та же грусть,Звон копыт, вороньи крики,Полыней седые пики,И куда ни глянешь – Русь.

«…И сказал Святогор: – А примеряю гроб…»

«…И сказал Святогор: – А примеряю гроб…»Я строку перечту, а по телу озноб,Потому как нельзя в домовину ложиться.И хрустит-рассыхается старый диван,И буран среди ночи – соседский Полкан —То в стекло, то завоет в трубе. И не спится.Я представлю в доспехах того мужика:Богатырь! а какого свалял дурака —Печенеги вокруг да монголо-татары.Вот нагрянут теперь саранча саранчой…А Илья с кладенцом, словно дьяк со свечой,Рубит меч домовину – коварны удары…Нарубался, и понял, и сел на ветру.Я к нему подойду, пот со лба оботру,И воды поднесу – благо, рядом протока;И касаюсь меча, как святого огня,И репьи выбираю из гривы коня.А над гробом кружит и стрекочет сорока.– Не горюй, – говорю. И еще говорю.И с пригорка во Дикое Поле смотрю:Не пылит ли дорога… (Вещунья-сорока).Не пылит. Только стрепет раскинул крыло,Да снегами буран осыпает стекло,Да Илья всё молчит и вздыхает глубоко…