Курт проворно стягивает через голову дядин свитер и сует свёрток мне в руки:

— На, накинь. И беги в дом.

— А ты?

— Помогу несчастному дяде Яше бороться с матриархатом, — игнорируя затекающие за шиворот струи, Рейнхард шустро собирает тарелки в стопку, не забывая по пути урвать намокший кусок ягнёнка.

Не раздумывая, киваю и набрасываю на голову пуловер, успев тем не менее подметить, что мне никогда не шёл болотный. Уже собираюсь было последовать за удирающей мамой под руку с пошатывающейся Викой, как замечаю в углу беседки мирно храпящего деда.

— О, Господи, дедушка! — возвращаюсь обратно и пытаюсь привести в чувства родственника. — Дедушка, дед! — трясу того за грудки, но, судя по винному амбре, тот давно видит десятый сон, и хоть пожар тому, хоть наводнение. — Дедушка, просыпайся же!

— Бесполезно, кто-то славно зажёг со старушкой Бренди, — смахнув с лица капли, Курт извлёк из-под стола опустевшую бутылку. — Надеюсь, ваша бабушка не слишком ревнива?

— Бабушка умерла десять лет назад, — захлёбываясь низвергнутой небесными хлябями сыростью, тщетно пытаюсь приподнять деда с лавки.

— Держи тарелки, — Курт бесцеремонно пихает мне в руки собранную посуду и, приподняв деда с лавки, перекидывает того через плечо. — А теперь побежали!

Стараясь не растянуться в раскисшей траве, пытаюсь угнаться за Гансом, мысленно поражаясь, почему немцы продули войну — такие шустрые.

Толкнув входную дверь ногой, Рейнхард заходит в дом и под причитания мамы аккуратно опускает сонного дедушку в кресло.

— Что с папой? — обеспокоенно подбегает отец и точным движением врача прислоняет два пальца к артерии на шее.

— Не волнуйтесь, с ним всё в порядке, дедуля немного перебрал, — подсказывает Курт, и отец окидывает его раздражённым взглядом:

— Я сам разберусь, врач здесь я и, в отличие от некоторых, я действительно заканчивал медицинский.

— Боже, Олег, вы же мокрый весь с головы до ног! Неровен час — простудитесь! — квохтает тётя Тамара, стягивая с дивана вязанный крючком плед. — Вот, накиньте, а лучше — немедленно под горячий душ! Ульяна, не хочешь составить Олегу компанию? Попасть под дождь в сентябре — это же верный шаг к пневмонии.

— Идея, конечно, заманчивая, но там дядя Яша. Пойду помогу ему стряхнуть со стола крошки, — Курт беззастенчиво мне подмигивает и, открыв дверь, бесстрашно шагает в непогоду.

— Вот это мужчина! Ульяна, тебе крупно повезло, с таким нигде не пропадёшь! — очарованно вздыхает тётя, а Вика тем временем незаметно юркнула следом за Куртом…

Что за… На моих же глазах!

Едва не поддаюсь порыву и не бегу следом, но мама набрасывает мне на голову махровое полотенце, начиная как в детстве растирать насухо волосы.

— Сейчас чаю с ромашкой заварю, точно ведь простудишься.

— Мама, какой чай, мне домой пора, рано утром я должна быть в офисе, — отвечаю немного нервно, то и дело смахивая с лица край полотенца.

Что я сейчас делаю — смотрю в окно, пытаясь вычленить сквозь сизую пелену осеннего ливня фигуры сестрички и Ганса. Вот пиранья выросла, а я ей сказки в детстве читала, подарила свою коллекцию кукол Барби. Она, видимо, рассчитывает, что я с ней, как с младшенькой, и мужиком поделюсь!

"Ой, а кто-то ревнует", — хихикает мысленная Я, а я настоящая злюсь, потому что, то, с каким орлиным рвением я высматриваю в окно эту парочку, действительно напоминает ревность.

С грохотом отворяется дверь и, впустив в гостиную непогоду, появляется Курт, удерживая в зубах плетёную корзинку с намокшим хлебом. Почему в зубах? Да потому что на руках он держит мою маленькую гиену-сестрёнку! Его левая ладонь приходится ей аккурат на обтянутые тонким капроном ляжки. Просто чудесно. Восемнадцатилетняя красотка в мини, и я — в дядиным пуловере тошнотного цвета и с мочалкой на голове.

Раздраженно стягиваю с волос полотенце и пихаю в руки маме.

— Кто-то рикшей заделался, я погляжу.

— Вика выбежала мне помочь и упала. Кажется, она потянула лодыжку, — отчитывается Курт и осматривается по сторонам: — Где наш добрый доктор Айболит с красным дипломом?

— Мне уже немного лучше, не отнесёте меня наверх, в мою комнату, Олег? Пожалуйста, — блеет кузина настолько приторным тоном, что к чаю никакого десерта не надо.

— Может, лучше пусть тебя осмотрит герр Кароль? О, прости, милая, ты же просила называть его папой, — добавляет Курт уже обращаясь ко мне, и я понимаю, что пикировать колкостями с подлым немцем себе дороже.