Шрифт:
Да я бы и сам с удовольствием присоединился к допросам, не взирая на усталость!
Тут стало ясно, что ход моих мыслей не укрылся от всевидящего ока и шестого чувства начальства.
— Георгий Олегович, отправляйтесь домой, — сказал Трепалов тоном, не терпящим возражения, однако я попробовал немного побрыкаться.
— Да, но…
— Товарищ Быстров, это приказ, а приказы не обсуждаются, — сурово сдвинул брови начальник.
— Есть отправляться домой, — вздохнул я.
Домой мне, конечно, хотелось, спору нет. Но сейчас начиналась самая горячая страда, пропустить которую было обидно. Из бандосов можно выудить уйму вкусной и очень полезной информации.
— Не переживай, Быстров, — снова прочитал мои мысли начальник. — Ребята и без тебя прекрасно управятся. Завтра, когда придёшь на службу, прочитаешь протоколы допросов и утолишь любопытство. А пока двигай к жене. У тебя ведь ещё медовый месяц в самом разгаре, — подмигнул он.
Аргументов против у меня не нашлось, и я, пожав товарищам руки на прощание, отправился домой.
Сначала просто шагал по заснеженным московским улицам, разглядывая вывески нэпманских магазинов так, словно видел их в первый раз. Жаль, денег при себе не было, а то б обязательно купил гостинец для Насти, да и Степановну не грех порадовать.
Потом, незаметно для себя, ускорился, пошёл всё быстрее и быстрее. А когда в отдалении показался мой дом, почти побежал.
В мгновение ока взлетел на лестничную площадку, надавил на кнопку звонка, предвкушая встречу.
Настя распахнёт дверь, увидит меня, обрадуется… Обниму её, оторву от земли и прижму к себе так, что косточки затрещат.
— Кто? — глухо спросила за дверью Степановна.
— Свои, — улыбаясь, произнёс я.
— Ой, Жорочка! Радость-то какая!
Дверь распахнулась.
Я поцеловал раскрасневшуюся Степановну и осмотрелся.
— А где Настя? Чего супруга не встречает?
— Так она на рынок вышла, как чувствовала, что ты сегодня придёшь. Блины печь захотела, кинулась, а у нас мука к концу подошла, да и масла кот наплакал.
Что-что, а в плане блинов Настя просто мастерица. Просто удивительно, как простое в сущности блюдо в её руках превращается в кулинарный шедевр.
— Давно пошла?
— Да с час примерно, — прикинула Степановна. — Скоро придёт. Чего стоишь на пороге, как неродной? Заходи… Эвона похудел как, соколик! Ну ничего, на домашних харчах снова на поправку пойдёшь.
— Я лучше сбегаю Настю встречу. На какой она рынок пошла?
— Да здесь, что поблизости, — махнула рукой Степановна.
Я понял, о каком рынке она говорит, развернулся и стал опускаться по лестнице, ощущая всей спиной сочувственный взгляд Степановны. Так и знал, что она обязательно решит, что я похудел и будет откармливать, совсем как моя бабушка, к которой меня родители привозили на лето.
На улице стремительно темнело, ещё немного понадобится фонарь, чтобы найти дорогу.
Ноги сами вынесли меня на нужную дорогу. Отмахал уже добрую половину пути, как неведомая сила заставила меня замереть. Что-то, проходившее вторым планом, насторожило меня.
Мент — есть мент, в каком бы состоянии ни находился, нутро всегда даёт о себе знать. Я привык взвешивать каждое слово, настороженно относиться к тому что мне говорят, никогда не захожу в подъезд, засунув руки в карман, в любую секунду жду подлого удара.
И пресловутое шестое чувство у полицейского развито не хуже остальных. Я скорее ментально, чем физически, ощутил волну опасности, пусть и направленную не на меня. Где-то рядом, буквально в нескольких шагах, происходит нечто плохое. Причём оно каким-то образом связано со мной, пусть и не на прямую.
Кто-то другой, окажись на моём месте, засмеялся бы возникшим мыслям, прогнал их прочь и пошагал дальше. Я же превратился в хищника, почуявшего запах опасности и… добычи. Отнюдь не лёгкой, способной показать когти и оскалить зубы, но всё-таки добычи.
Метрах в пятнадцати от меня, в глухой подворотне происходила возня. Москва столетней давности не такая шумная, как привычная мне. Тут нет гудения двигателей и шуршания шин сотен автомобилей, разговоров тысяч людей, гула работающей техники: от трансформаторных будок до кондиционеров, поэтому я смог явственно расслышать чьё-то угрожающее сопение и сдавленный возглас, которому так и не суждено было превратиться в крик.
Сомнений не оставалось: кому-то не повезло попасть в лапы налётчиков, а глухие подворотни — излюбленный ареал их обитания, туда они выходят на свою чёрную работу, потроша карманы простых обывателей.
Чаще всего и бандиты и их жертвы расходятся мирно, ночной грабёж прохожих — дело тихое и деликатное, только отморозки убивают или калечат тех, кому не повезло оказаться в неурочный час в неурочном месте. Однако отморозки по-прежнему водятся в изобилии, далеко не всех вычесал наш милицейский гребень.