–  А кстати, Крапинка, - спросила она, - это ты последней была в ванной?

Крапинка подумала.

–  Возможно… а что?

–  Тогда возьми тряпку и вытри за собой, - сказала мама, вставляя противень в духовку.
– А может, ты думала, что это надо сделать мне?

–  Извини, - сказала Крапинка, - я сейчас же…

Расмус сделал змейку из теста и стал болтать змейкой под носом у мамы.

–  А тебе больше не к чему придраться, мама, раз уж ты так разошлась?

–  Да, пожалуйста!
– сказала мама.
– Развлечения ради взгляни на дверь кладовки, там полным-полно черных отпечатков пальцев.

–  И чьи они?
– удивилась Крапинка.

–  По-моему, ты можешь спросить об этом папу. Раз уж у тебя в доме полицейский, он по крайней мере может идентифицировать хотя бы несколько отпечатков пальцев. Это, разумеется, не самый ужасный криминальный случай в истории Вестанвика, но было бы все-таки забавно это узнать.

Папа рассмеялся:

–  У тебя кто-то на подозрении?

Мама повернула голову и бросила долгий взгляд на Расмуса.

–  И не пытайся меня обвинить, - защищался он.
– Это - не я! Я всегда открываю дверь только ногой.

–  Вот как?
– сурово сказала мама.
– Это объясняет, почему совершенно облезла краска.

Папа вмешался, не желая, чтобы в доме поднялся шум.

–  Я могу шлепнуть на дверь немного свежей краски, - сказал он.

Видно было, что маму одолевают сомнения.

–  А когда?

–  Задолго до серебряной свадьбы, - уверил ее папа.

–  О, никогда в это не поверю, - сказала мама.
– Ведь до этого дня осталось не больше семи лет, а тебе надо еще приладить полочку в ванной, помнится, ты говорил об этом… это было наверняка в тот год, когда разразилась война. А кроме того, все эти криминальные случаи, которыми тебе надо заниматься!

Папа был совершенно обескуражен.

–  Что с тобой, Гуллан?

Мама посмотрела на него со слезами на глазах.

–  Извини меня, - сказала она, - но я так беспокоюсь о Глупыше, что могу просто лопнуть. Плевать мне на серебро фон Ренкенов, я хочу, чтобы полиция вернула мне обратно Глупыша, вот чего я хочу!

Папа огорченно дернул себя за волосы.

–  Да-да, милая Гуллан, да-да!…

–  Серебро может стоить сколько угодно, - горячо продолжала мама, - но Глупыш - живое существо. Меня беспокоит только то, что живет на свете, - сказала она, чуточку всхлипнув.

Папа, казалось, стал еще несчастней.

–  Да-да, милая Гуллан, мы делаем, пожалуй, все, что можем, но…

Тут как раз зазвонил телефон, и Расмус взял трубку. Звонила мамина сестра - тетя Рут, которая хотела с ней поговорить.

–  Присмотри за духовкой, Крапинка, - сказала мама, вытирая запачканные мукой руки.

Затем она исчезла в тамбуре, и они уже заранее знали, что по крайней мере ближайшие десять минут они ее не увидят.

–  Послушайте, дети, - понизив голос, произнес папа, - теперь мы должны помочь маме. Я не хочу видеть ее такой расстроенной, понимаете?

Они это понимали.

–  Я терпеть не могу, когда все вот так мрачно, - сказал он и поежился.
– А теперь еще мама… хватит, что вы оба повесили голову.

Он легонько дружелюбно шлепнул Крапинку:

–  Да, поверь мне, я заметил… Я видел достаточно, как ты тоже горюешь!

Крапинка опустила глаза.

–  Не думай, что можешь скрыть что-нибудь от своего отца, - продолжал папа.
– Но ты, Крапинка, не огорчайся, он вернется обратно, уверяю тебя!

У Крапинки порозовели щеки.

–  Ты в самом деле так думаешь, папа?
– мягко спросила она.

–  Конечно, - ответил отец.
– Он вернется и будет лаять и вилять хвостом, точь-в-точь как всегда!

Крапинка вздрогнула:

–  Ты имеешь в виду… Глупыша?

–  Да, у нас, черт побери, никакой другой собаки нет, - сказал отец.
– Но сейчас прежде всего надо подумать о маме.

Он прислушался. В тамбуре мама по-прежнему болтала по телефону:

–  Я в таком состоянии… Если бы только знать, что с ним произошло… А самое ужасное - видеть, как горюют дети…

–  Вот, слышите, - сказал папа.
– Хватит показывать, что горюете, будьте веселыми, как мартышки… Вы все время говорите ей: «Глупыш? Да он вернется!» - или: «Ты, мама, не беспокойся о Глупыше!» Помогите мне подбодрить ее, понимаете?

Расмус и Крапинка кивнули. Они сделают все, чтобы мама снова радовалась. «О, - думал Расмус, - почему я не могу сказать ей, что Глупыш вернется сегодня вечером? Это был бы самый верный способ заставить ее радоваться, но раз уж это нельзя, надо сделать то, что можно».