Шрифт:
— Не жалко такой коньяк? — удивленно вскинул бровь Градов.
— Что его жалеть? — Сашка не понимал этого пиетета перед алкоголем. Коньяк и коньяк. Ну да, пахнет, вроде, хорошо. Не спирт и не водка.
— Стась! — окликнул Градов одного из партизан и кинул ему флягу — На всех. Помяните Яна. Значит, парнишку звали Ян. Сашка еще раз кинул взгляд на холмик.
— Если в ночь не получится улететь, умрет Женька, — обеспокоено произнес Ганин.
— Улетим, — уверенно сказал Сашка.
— Немцы не дураки, небо караулить будут.
— Пусть караулят, — зло ощерился Стаин, — им же хуже. В груди росла ярость и негодование. Почему на своей земле, имея такую огневую мощь и техническое превосходство, он должен отсиживаться в болотах?! Нет ракет «воздух-воздух»? Значит, будет бить пушками! У него ПНВ и преимущество по дальности! — Прорвемся! Вы с нами? — он посмотрел на Градова, на что тот отрицательно помотал головой.
— Мы тоже остаемся, — неожиданно добавил Ганин, — у меня приказ, здесь еще есть дела, — Ты только Женьку с Зоей забери. Может, выживет, — с сомнением и грустью майор посмотрел на Лукина.
— Товарищ майор, я не полечу! Я с вами! — вспыхнув, резко подскочила девушка.
— Космодемьянская, я о твоих хотелках не спрашиваю, — отрезал Ганин, — сопроводишь Лукина до госпиталя, потом куда прикажут. Я б на твоем месте к Тихонову просился. Младлей возьмешь к себе нашу Зою?
— Возьму, отчего не взять. Нормальный боец. Да и корпус у нас как раз для таких, — усмехнулся Алексей, — только не отдадут же.
— Каких таких?! — ощетинилась Зоя.
— Космодемьянская! — одернул подчиненную майор, и пояснил Тихонову, — Отдадут. Мы же группами тренируемся, ими и работаем. Ее в другую группу как раз никто не возьмет, а к вам отпустят, если попросите, — с последними словами Ганин кинул взгляд на Стаина.
— Дам запрос, — согласился Сашка. Надо же! У него будет служить сама Космодемьянская! Хотя, по именам у него корпус и так из одних легенд состоит, одной больше, одной меньше. Да и не успели большинство из них еще здесь прославиться. И к лучшему, пожалуй. Не нужна она, такая слава, как у Зои. — А с этим что делать? — Стаин презрительно посмотрел в сторону что-то бормочущего и громко пускающего газы во сне Штрауха.
— А что с этим? — усмехнулся майор, — Тихонов со своим во время полета проследят, чтоб не дергался, а там сдашь его по инстанции.
— Весь вертолет мне провоняет! Вонючка! — недовольно буркнул Сашка под смех присутствующих на поляне бойцов.
Едва запустили движки, со стороны немцев послышалась заполошная стрельба. Стреляли не опасно, на звук, больше нервы потрепать. Немного погодя в болоте начали рваться мины. Гвоздили часто, но бесполезно. Пятидесяти миллиметровкам явно не хватало дальности, да и стрелять в лесу из миномета так себе развлечение.
— Маму береги! И сама тоже! — Слава, махая рукой, кричал вглядываясь в блистер вертолета, будто сестра могла его услышать. Ну и пусть не слышит и не видит. Зато почувствует, он был в этом уверен. Да и кричал он больше для себя. Настя сейчас поднимется в небо, где ее наверняка ждут германские летчики. И хоть сестра убеждала его, что все будет хорошо, что они и не в таких переделках бывали, на душе было тяжело. Только б долетели! Славка тихонько три раза сплюнул через левое плечо. А вертолет уже оторвался от земли. Какой же он все-таки большой и какой красивый. Повезло сестренке летать на таком! Если б только не война!
Из-за деревьев вынырнули хищные силуэты «двадцать четверок» и заняли места по бокам и чуть позади «мишки». Вдруг одна из них развернулась в сторону немецких минометных позиций и осветилась пламенем пулеметного огня. Разрывы тут же смолкли. Да и стрельба затихла. Наконец, тройка винтокрылых машин, едва-едва не касаясь верхушек деревьев, двинулась на восток. Федоренко еще долго вглядывался в ночное небо, пока к нему не подошел и не обнял его за плечи Стась:
— Не перажывай ты так, Федарэнка. Даляциць яна. Силушка-то якая у гэтых их верталётах. Жудасць! Сам жа бачыув. А сястрычка у цябе дзеука баявая[i]
Славка кивнул и зябко поежился. Холодало, с болот тянуло сквозняком, а костер жечь нельзя. Да уж, боевая. Он улыбнулся и с благодарностью посмотрел на Стася. Ему было приятно, что этот спокойный, беззаветно храбрый и беспощадный в бою белорус, потерявший в первые дни войны под немецкими бомбами всю семью, с таким уважение говорит о его сестре. Федоренко еще раз прислушался к уже почти не различимому звуку улетающих вертолетов и пошел вслед за Стасем в глубину густо заросшего папоротником и волчьей ягодой леса. Теперь им предстояло сидеть тихо-тихо до тех пор, пока немцы не решат, что диверсанты покинули лес, и не снимут оцепление. Ну или не найдут проход через болото. Тогда останется только принять свой последний и решительный. Но это не пугало. Гораздо хуже была неизвестность.
Как ни странно заслон прошли совершенно спокойно. Да и заслона того было одно название. Не было здесь у немцев летчиков подготовленных к ночным полетам. А учитывая то, что немцы их не видели, зато сами были на экранах радаров, как на ладони, пролет можно было бы назвать легкой прогулкой. Возможно, были зенитные засады, да вот только уходили они не вдоль дорог, как принято летать в этом времени, а над лесом, сначала взяв прямо на север и лишь потом, уже в районе Бегомля повернув на восток. Омрачало перелет только то, что Лукину под вечер стало хуже, и сейчас он метался в горячечном бреду. Да еще пленный, проспавшись и придя в себя, попытался устроить концерт, но был быстро успокоен и сейчас злобно постреливал глазами на окружающих его русских, сквозь сочно-фиолетовые щелочки. В темноте салона казалось, что немцу завязали глаза черной повязкой.