Этот человек именовал себя с гордостью в голосе: "мастер пыточного ремесла", приплывший с другого континента, одной из империй, лысый, но с седой, заросшей бородкой, явно пребывающий уже в летах.

Вот уже как двадцать лет он был на службе феодала этого города ответственным за это подземелье, имея обязанность следить за заключёнными.

Что, впрочем, выполнял крайне скверно и сквозь рукава, но кому какое дело до всеми отверженных полу-мертвецов, что порою попадали сюда?

Никогда ему не давали разрешения на издевательство над заключёнными и всячески осуждали, но он знал, что всех все равно не хватятся.

Всегда будут нищие, не способные выплатить выкуп или же те, у кого и вовсе нет семьи и они давно мертвы для внешнего мира — этим он и пользовался, дабы удовлетворить свою давнюю страсть.

Когда-то в молодости он был рядовым воином на службе своей страны, но попал в первом же бою в плен.

Проведя в стане врага целых два года, его все же отпустили на родину, после окончания войны.

Но все, кто был знаком с ним раньше — видели в нем совершенно другого человек.

А случайные прохожие, неволей случая ловящие его взгляд и замечая это лицо и тело, покрытые шрамами и ожогами, пугались до глубины души.

Из-за этого его всегда сторонились и он так и не смог найти себе место в жизни и всю свою жизнь скитался от лорда до лорда, предлагая свои навыки и свой меч, пока не осел на этих забытых всеми землях, найдя себе дело по душе.

Комната, в которой они находились, называлась "пыточной", но местные воины за спиной главного надзирателя нарекли его "Siste hosly".

На их наречии это означало "последний приют", отдавая последние почести всякому, кто оказывался в этой комнате.

Сон медленно отступал, затмевая темнотой всю картину.

***

— Ну что опять? — закряхтел человек, содрогнувшись от щекотки на руке.

Ощущая покалывание, он попытался смахнуть это другой рукой, из-за чего это чувство перешло на другую руку.

Моментально его сонливость как рукой сняло и мужчина, разлепив глаза, уставился на руку.

Гигантское насекомое длинной в пол метра с множеством лап и длинных усиком вилась вокруг его руки и прокусывало кожу, вбирая в себе капельки крови, выступающие от маленьких укусов.

— Аааа! — первые несколько секунд остолбенения прошли. Волна ужаса охватила его, заставив заорать, что есть мочи.

Человек инстинктивно начал бить свою же руку о землю и камни под ним, метаясь из стороны в сторону, отдавая контроль над своим телом панике.

Он бы так и продолжал, но в какой-то момент по телу прошло лёгкое покалывание и поток обрывков памяти ещё более мерзких, чем от прошлой жертвы, из-за чего он замер на месте.

По сравнению с прошлым разом в этот все прошло намного легче: ощущений меньше, а обрывков памяти почти и не было вовсе.

Человек перевел взгляд на мертвое насекомое и его прошиб холодный пот, с опозданием принося ясность ситуации.

Какое-то время он так и сидел, дрожа всем телом, поскольку мандраж не отпускал его.

Когда все это закончилось — он упал на колени и медленно лег и свернувшись калачиком, начав тихо скулить и дрожать, изредка бубня себе под нос:

— Почему я?.. Почему со мной?.. Пожалуйста… Помогите… Спасите меня! Кто-нибудь! Ээй! Почему я должен это проходить?! Выбери другого! Я найду тебя и убью! Слышишь, старуха? Найду!..

Его словесный поток продолжался довольно долго, но лишь тишина была ему ответом на любую из фраз.

Человек то впадал в истерику и рыдал, то гневно рычал, до тех пор, пока полностью не умолк.

Продолжая дрожать и молчать в конце концов от морального истощения его сознание вновь угасло и он уснул.

В этот раз его беспокойными снами стала жизнь насекомого, от которых он ворочался и слегка стонал, покрываясь потом.

Он видел, как она появилась на свет в этой же пещере, где была практически на вершине эволюции: пока зверь спал — она питалась его кровью, а в другие дни бегала за всякими различными обитателями этой дыры, которые были не способны от нее убежать.

Изредка ее добычей становились и короли этого логова: пауки. Это были её самые счастливые воспоминания, но до чего же дрянной вкус у всех, кем она питалась, а после наступила очередь продолжения все того же странного сна.

***

Пол, состоящий из коричневых досок, на который годами проливалась кровь невинных, и, хотя ее убирали — эта древесина давно приобрела намного более темный оттенок.

Стены помещения, будучи замёрзшей глиной, во многих местах были покрыты пятнами различных оттенков крови, в зависимости от их свежести, напоминая собой слои краски, но не было и разу, чтобы она успевала утратить насыщенно-алый цвет.