Глядит на ключи неподвижно. Ветер пыль приносит, а не прохладу. Она осторожно приближается к связке и поднимает с плитки. На меня не смотрит.

— Спасибо, — тихо говорит и уходить собирается.

Бросаюсь к ней, как безумец. За руку не хватаю, а прикасаюсь тыльной стороной ладони к хрупкому изгибу локтя.

— Алиса! Ты… ты зачем это сделала? Ты куда идешь?

— Отстань! — вдруг зло она кричит и платье одергивает. — Ну что еще?

— Еще — это все! Чем это ты здесь занимаешься! Нафига тебе музей? Ты же ожоговым собиралась заниматься.

— Не твое дело, — рычит она и в грудь меня толкает. — Ты свое получил, а теперь иди наслаждайся.

— Наслаждаться?! Ты в фантазиях живешь! Будто все тебя обидеть хотят. Но я тебя не обижал! Это ты меня с землей сравняла опять.

— Да, — задушено говорит она и зажимает рот рукой, — да.

В дверях перепрыгиваю через турникет, потому что у нее карточка есть, а вахтерша меня не пускает.

Алиса резко разворачивается, наконец-то осознав что я не отстану. Это хорошо. Потому что я не отстану. Не знаю, что будет. И что делать буду. Но она будет со мной разговаривать, мать вашу!

— Я вызову полицию, если ты будешь продолжать в здании музея.

— Вызови, будь добра, — хрипло отзываюсь и издевательским оскалом морду кривлю: — Не могу дождаться.

— Что конкретно ты хочешь? — также хрипло говорит она. Опять в глаза не глядит.

— А ну посмотри на меня.

Она губы поджимает, и отворачивается в сторону.

Мне дурно становится, как вспоминаю, что губы сочные можно было целовать и захлебываться. Сколько угодно тогда зализывал. Но столько моментов упустил, когда мог чаще мять. Нет, дальше ничего без этого не будет. Меня не будет и ее не будет. Ничего. Либо вернемся, либо все.

— Посмотри на меня, я сказал, — рублю жестко и плечо заходится нервом, желая прокрутиться.

Алиса попросту уходит, а я у входа остаюсь гореть. Не знаю, сколько стою тут. Вахтерша из стеклянной кабинки испуганно выглядывает, когда голову поворачиваю.

На обратном пути тоже турникет перепрыгиваю.

В квартире стопорю себя час за часом. Зачем ключи отдал, да и еще так? Совсем отупел с ней. Теперь нечем давить. Унизил ее, хоть и заслуживает. Она заслуживает. Просто не буду наблюдать больше, как она унижается. Не хочу и не буду!

Никуда больше не сунусь. Все. Этот поезд уехал. Даже не смотрит на меня. Подняла клятые ключи, будто ей все равно, что я гадость замыслил. Я ей проектом смиренного благородства не буду! Где оплеуха хотя бы!

Слишком красивая сегодня. Я не вывезу завтра.

Выбухиваю половину бутылки вискаря и под душем морду тру. С мылом, как когда-то учили. Нет, не пойду завтра. И послезавтра. Скажет, что я не нужен. Мне плевать, но я не вывезу.

Не любит меня. Так что здесь странного? К делу это отношение не имеет. Она мне принадлежит, и она сама хочет со мной быть.

Не любит. Смешно думать, если бы любила. Ничего, меня вообще никто никогда не любил и ничего! Как-то выжил, а теперь с Алисой дальше по-настоящему лучше будет. Вот по-настоящему какое-то «лучше». Мне любви не надо, мне конкретика нужна.

Ты мне не нужен. Ты никому не нужен. Потому что ты все портишь.

Нехилые запасы соли внутри у меня во гнили посередине. Гниль печь не может, на то она и гниль, но печет же.

Острой болью соль всасывается и всасывается, и кажется, никогда не растворится.

Надоело! Я все решу, и нормально будет. Даже если ненавидеть друг друга с Алисой станем, вместе будем. Она стопорится, потому что не понимает всего. Потому что… меньше меня хочет, чем я ее.

Но ничего. Этот безухий оборвыш столицу взял, и перед выкрутасами Алисы не остановится.

С утра бухаю еще виски и за руль сажусь. Просплюсь на том свете уже. Чекаю, нормально ли, не поводит ли совсем в стороны. Сойдет.

Оказывается, не утро, а полудень уже.

Муравьи музейные уже что-то перетаскивают в соседнее здание. Военоначальница, в красном сарафане, что-то им командует. Давай, распоряжайся моим имуществом. Женой мне будешь по-любому. Хоть в гробу я буду. Воскресну все равно и ты моей станешь.

Вылажу из Куллинана. К капоту прислонившись, курю и слежу за всеми пертурбациями.

Она меня замечает. Через минут пятнадцать, посмотрев в мою сторону несколько раз, сама идет. У меня в пятках пульс бьется, а снизу их асфальтная лава жрет. Затягиваюсь сильно глубоко. Голос ее по затылку царапинами проходится. Господи, хотя бы раз еще.

— Ты… Ты в здание заходить не будешь?

— Зачем? — сиплю я.

Внимательно смотрит на меня. Вытираю рот рукой, потому что плечо унять движением надо.