— Я выигрываю, потому что надо так. Для жизни. Но мы с тобой здесь ни при чем. — Опять тычется в лицо, и целует рвано и нагло. — Я же мужем те буду. Заботиться о те всегда буду, — кадык у него дергается.

— Но мы все равно это по-разному воспринимаем, — сокрушенно шепчу я и губами ласкаю его в ответ. — Ждешь, что я по струнке ходить буду.

— Жду, — неожиданно смеется он. — Знаю, что не будет так, Алиса. И не надо на равных, и не надо одинаково. Да хоть как-нибудь, маленькая моя.

— Ну хоть в чем-то я была первой здесь, — недовольно жалуюсь, — слава богу, я тебя первой поцеловала.

— Еще чего, — хмурится он и внезапно суровеет. — Это я тебя первым поцеловал.

Гляжу на него, и не знаю где точно взгляд зафиксировать.

— Ты перегрелся, Вася. Конечно, я тебя первой поцеловала. Ты что?

Совсем теряюсь, когда он меня на себя дергает, и в охапку грозную берет. Рассвирепел от чего еще?

С ума сошел! На парковке он быковал мне в лицо, и явно намеревался наказать поцелуем меня после угроз. Но я первая его поцеловала!

— Ты даже не помнишь, благодетельница, — смотрит на меня огнем, — я и не надеялся, что вспомнишь. Я в Миронском детдоме вырос, один раз туда вернулся, с баблом. Единственный. Умоляли потом Дед Морозом побыть…

… слова он произносит, а я по швам расхожусь, как старая тряпичная кукла. Что это он имеет в виду? Нет! Ее Дед Мороз! Все это время…

— … а я сдуру согласился. А ты тогда Снегуркой была, не помнишь? Восемь лет, наверное, прошло. Поцеловал тебя потом в углу каком-то, потому что не сдержался. Застолбить тебя хотел, сам себя не узнавал.

На свою руку я ошеломленно смотрю. Не знаю, моя ли она или чья-то? Все это время… Он же мое лицо тогда видел, а я его — нет. Только губы частично разглядела.

Все это время… он молчал. А я как идиотка последняя… Даже не подозревала и фантазировала, что это не аномалия, что я от Васи погибаю.

А теперь.

Теперь.

Опять за нос, оказывается, меня водил. С первого самого дня, как за стол в Доме Культуры сели.

Отодвигаюсь от него, потому что душе пространство нужно, а она только через тело сигнал передать может. Сигнал спасения. Ширится пустота, и ей нужно вылезти за пределы телесные.

Мне нужно отдалиться.

Ну конечно же, Дедом Морозом оказался Кулак. Потому что их поцелуи вызывали у меня одинаковый отклик! Я практически узнала его в прикосновении, потому что поцелуй на парковке мне показался отложенным во времени!

Не сбежать мне от него. Полная безвыходность.

За ручку двери хватаюсь, а он разозленно в себя обнимает и ручку грабастает первым.

— Еще чего! Чего дуешься? Не помнишь, так не страшно.

— Все я помню! — ору так, что он отшатывается, застывая. — Как не помнить могу! Только вот узнать тебя у меня шансов не было!

— Ну, я тебя узнал.

Тянется ко мне, а я ногой в дверь впечатываюсь. Его руку там не задеваю, но это предупреждение.

— Алиса, — он опять застывает, — что на тебя нашло?

— Мне побыть надо одной. Тебе стоило сказать мне. С самого начала стоило. Или хоть когда в трусы мне полез.

— Да я думал, ты забыла вообще! — злится он.

Какое-то время в раздумьях возле машины стою, а он коршуном вокруг маячит. От нетерпения расхаживает. Здесь горожан мало, тачка в тени дерева припаркована. Но половина окон в доме напротив в курсе, чем мы тут с ним в машине занимались.

— Это вообще значения никакого не имеет, — бормочет он. — Я-то все помнил, конечно, ну а ты меня не разглядела.

Для него вообще ничего значения не имеет то, что имеет значение для меня.

— Мне нужно перестроиться как-то, — опустив руки, куда-то в асфальт говорю. Под ногами все рассматриваю. — Мне план какой-то новый нужен.

— У нас уже есть план, — сечет Кулак. — Мы строим детдом, женимся, психа уроем.

— Нет, это у тебя есть план, — жестко выговариваю, смотря ему в глаза. — А мне нужен мой план.

— Это еще какой?

— Я занялась усыновлением Вани. И я не остановлюсь. Я в процессе уже. Квартиру продаю, нам с Ваней нужно выбрать новую. И брак предполагает совместное проживание, да? Я что, на две квартиры жить буду?

К выражению бешенства на его морде я готова. Но в глазах черных тень неистовства таким вихрем закручивается, что вскидываю голову. Не задавит меня!

Карты на стол.

Вертеть собой больше не позволю. Пускай без него никак, но игрушкой быть на всей согласной в его тени — еще мучительнее.