– Нам нельзя ввязываться в драку,- выдохнула я,- нужно восстанов... Гамильтон!

– Что? – благородный бассет подскочил на месте.

А я, чувствуя невероятное, отупляющее отчаяние, хрипло выдохнула:

– Мы забыли Хираэллис!

В этот де момент откуда-то из глубин башни раздалось сердитое нетерпеливое жужжание. Жужжание, которое я сочла игрой расшалившегося воображения.

Гамильтон же плюхнул массивный зад на мраморный пол и недоуменно произнес:

– Он же еще при встрече сказал, что отправится к башне и будет ждать нас там.

– Сказал?! – переспросила я.

И тут же вспомнила, как Хираэллис ударил Гамильтона собой в лоб. Видимо, тогда-то и произошел обмен информацией.

– Мне он ничего такого не сказал,- вздохнула я.

– Это я, наверное, должен был послужить переводчиком, он плохо говорит со мной, но я понял, что ему нужно что-то подготовить,- повинился бассет.
– Хироу-у-у-у! Бвяф!

Это мой компаньон попытался задать направление для ищущего нас Хираэллиса. Но, вот беда, мотылек уже летел во все крылышки и потому случилось невкусное – луо-наари влетел прямо в раззявленную пасть. Правда, есть его Гамильтон не стал, выплюнул. После чего сердитый луо-наари отряхнулся так, как не могут отряхнуться нормальные насекомые и взлетел. Сделал над нами круг, а после начал прямо-таки атаковать собой Гамильтона. С сердитым жужжанием он бился о лоб моего компаньона так, как экзальтированные мухи колотятся о стекло на кухне.

У бассета глаза постепенно съезжали к переносице, но он не переставал согласно муфмуфкать. Я же в это время продолжала укреплять дверь – человекоподобной твари явно было что-то известно. Потому что атаки не прекращались, более того, их сила нарастала.

– Идем,- позвал меня Гамильтон. – Нам с тобой надо собрать осколки и принести вниз, к Хираэллису.

– Идем,- я оставила на двери последнюю металлическую заплатку,- идем.

В душе я лелеяла надежду, что все твари передохнут в тот момент, когда естественная защита мира будет восстановлена.

=-=

Покидать коридор было трудно – тварь билась так, что вздрагивала вся Свеча.

– Я останусь и…

– Ты будешь рядом со мной,- отрезала я,- не пытайся умереть. Или ты хочешь уйти от отцовьей ответственности?

Такого оскорбления Гамильтон не выдержал и, пока Хираэллис вел нас к верхней площадке башни, мой компаньон ворчал и ворчал, ворчал и ворчал. Он поименно перечислил всех, абсолютно всех своих племянников и племянниц, отметил, у кого какие пятнышки, кто как учился и кто на ком женился. Последнее, конечно, только о старшем поколении племянников и племянниц.

Под это заунывное ворчание мы поднялись наверх и я впервые увидела этот магоскоп во всем его великолепии. Как и обещала Райет, все линзы восстановились одновременно. И основная, и все вспомогательные.

А это значит, что пришла пора приступить к настройке…

Первым начал Хираэллис – он, засияв, бросился к основной линзе и вошел в зачарованное стекло подобно лунному лучику. Этот отблеск не один раз проскочил по всем стеклам и, вернувшись обратно на основную линзу, замер.

И само собой пришло понимание – пора добавить кровь. Пусть стекла уже давно застыли, но луо-наари делает их мягкими, восприимчивыми к изменениям.

Моя кровь, как и тогда, застыла яркими шариками. А мои губы, будто сами собой, будто без моего же участия, произносили слова старой клятвы. Во рту с каждым словом становилось солоно, моя ли это кровь или же мир мстит за режущие его слова… Не знаю. Знаю лишь что должна, обязана довести все до конца.

Моя кровь превратилась в тонкие нити, пронизавшие линзу в разных направлениях. А через секунду линза заработала, и я увидела непроглядную черноту пустоты. Пустоты, в которой плывут мириады населенных миров.

Края линзы, по кругу, горели тепло-оранжевым светом.

– Это защита нашего мира,- с восторгом произнесла я. – Она восстановлена. Пока еще мягкая, податливая, она скоро затвердеет и перережет связь не-мертвых с межмировой магией и с их родными мирами!

Стоя у полноценного, работающего магоскопа мне хотелось смеяться и плакать одновременно. Мы сделали это! Да!

– Ненадолго,- шипящий голос заставил меня окаменеть.

Ни я, ни Гамильтон, ни Хираэллис не заметили высокого и худого мужчину, притаившегося у входа на площадку.

– Не стоит манить тварей в наш дом,- хмуро произнесла я, накрывая магоскоп своим лучшим щитом. – Мертвому мертвое.

– Истинно так,- согласился он и вышел на свет.

Белая кожа, черные белки глаз и острые, прозрачные когти вместо ногтей.

– Я тебя помню,- оскалился Гамильтон.

– Как и я тебя, пес-неудачник. Ты создан для того, чтобы приносить тапочки и газету, а никак не для серьезных дел,- тварь оскалила острые клыки.

В ту же секунду Гамильтон бросился в бой.