Небольшое усилие, короткое заклятие, и вот жар покидает пластины.

В ту же секунду бабочки рванули к заготовкам!

– Стоять! Висеть! Замерли! – все это я прокричала громким, срывающимся голосом. – Это же не окраин…

Одна из бабочек все же пролетела сквозь пластинку и теперь, вяло-вяло трепыхая крылышками, пыталась устроиться в том углу, где у мастера висели пучки трав.

«А ведь он был против украшения изделия, – вспомнила я. – Но при этом в его мастерской постоянно были цветы, хоть и не в вазах, а в пучках».

– Сейчас, подожди!

Я вылетела из кузни и заметалась по саду. Ночью, впотьмах, так трудно собирать цветы! Удивительно ли, что я надергала всяких сорняков? Но у них были соцветия, а значит… Значит, должны подойти.

И действительно, изрядно потускневшая бабочка устроилась на принесенных мною цветах.

– Нам с вами надо как-то найти общий язык, – выдохнула я.

А бабочки продолжали висеть в воздухе.

– Вы, эм, можете летать. Просто эти пластины… Это заготовки для совсем других вещей, понимаете?

Вероятно, всему виной мое нетерпение. Моя радость от полноценного слияния с собственной силой. Потому-то лунные малыши и спутали пластины со слитками окраинной стали.

Все бабочки в итоге устроились вокруг моего небольшого и очень, очень странного букета. При этом они старались прикоснуться к своей поблекшей товарке хотя бы кончиком крылышка!

– Сейчас я буду колдовать, а вы – не лезьте, – строго сказала я.

И, вскидывая ладони, постаралась отогнать от себя видения малышей-бассетов на разоренной дворцовой кухне. Это же бабочки, какой от них может быть вред?

Зачаровав пластины, я сложила их в шкатулку. Хотелось бы спрятать ее в Безвременье, привязанное к клинку, но… Это сейчас мое слияние с силой идеально. А что, если завтра что-то пойдет не так? Нет уж, донесу в ручках.

Бросив прощальный взгляд на бабочек, я вышла из кузни. И всю дорогу до спальни меня терзал один вопрос: я помню лунное сияние, охватившее все мое тело. Но почему я не помню бабочек? Они могут изменять себя? Или я должна изменить их? Или у каждого мастера свои собственные, особые отношения с ними?

«А что, если один мастер может лишь один раз позвать с собой лунных бабочек? И тогда, в детстве, я уничтожила друзей мастера Дейтора?» От этой догадки меня пронзило ужасом. И я вдруг вспомнила про письмо, закинутое куда-то на полку.

«Нет-нет, мастер не стал относиться ко мне хуже! – попыталась я себя успокоить. – Не может быть, чтобы я убила его бабочек. Я всего-то не удержала в руках большой кувшин!»

Но мысль, единожды придя, уходить отказывалась. Я прокрутилась на простынях до самого утра и, разбитая, встала готовить завтрак.

Бассеты же, выползшие на запах молочной каши, были такими умильно-счастливыми, что и у меня поднялось настроение. А потому сразу после завтрака мы направились к Митару.

– Там тоже покормят, – довольно проурчал Гамильтон. – Если только ничего не случилось.

– А что могло случиться? – удивилась Ауэтари. – Я проверяю закрома Тарии. Не ради яда, а ради ее спокойствия.

– Да что-то шумновато, как будто кричит кто-то, – зевнул Гамильтон и чуть ускорил шаг.

Еще несколько минут, и крик услышала и я.

– Клянусь, это была стая кошмарных серых мотыльков! Они высадили стекло и уперли мешок сахара! Да не пил я, не пил! Митар, ты уж поговори с баронессой, пусть уж она разберется!

– Ты что от меня хочешь, старый дуралей? – с неиссякаемым терпением вопрошал Митар. – Чтобы я озадачил баронессу поиском сахара твоего? Который ты пускаешь на брагу, коей и заливаешься до… До мотыльков! А ну, иди отсюда!

Мотыльков? Серых?

«Нет-нет, мои лунные бабочки тут абсолютно ни при чем», – сказала я себе.

– Так по следу же можно пойти, – не унимался смутно знакомый старик. – С них серебро-то так и сыпалось! Я-то, прежде чем сообразил, цельный мешочек намел!

«Серебро?!»

– Ну, так считай, что они тебе заплатили, – хохотнул Митар. – Иди и пей поменьше, а то не до мотыльков серебряных допьешься, а до чего похуже!

В общем, чтобы не встречаться со старым Боулом, которого я все-таки узнала по голосу, мне пришлось спрятаться в кустах. Ну а со мной, конечно же, спрятались и бассеты.