Сделав, как он велит, я с трудом перевела взгляд на первую ступеньку лестницы, где стояла Илона с притворно перепуганным видом.

— Я даже не поняла, что произошло… Она на меня налетела, я и сделать ничего не успела, — оправдывалась она сбивчиво, и я не ждала от нее других слов.

Обиды или злости не было, во мне гейзером бился страх, потому что стоило нашим взглядам встретиться, и я прочла в ее холодных глазах приговор себе. Она выполнит свою угрозу, не побоится ничего, борясь за сохранение своей тайны.

Я отчего-то не сомневалась, что ее рука не дрогнет устранить слабое препятствие в виде меня, потому что в мире моды я уже повстречала подобных персонажей, да и немало слышала историй, когда модели шли по головам, добиваясь выгодного контракта.

Ох, а если Илона узнает, что я виновна в ее отстранении от участия в Неделе моды… Не представляю, что она тогда со мной сделает.

Уже сотню раз пожалев о своем опрометчивом решении, я в который раз поняла, как важно просчитывать свои шаги по жизни, не доверяться импульсу. А я снова совершила ошибку и буду за нее теперь расплачиваться.

Простонав, я позволила Максиму и маме позаботиться обо мне и перенести в спальню. В объятиях Суворова я чувствовала себя защищенной, хотя и понимала, что, прижимаясь к нему, вызываю у Илоны подозрение. Интересно, слышала ли она, как он ко мне обратился? Так не называют родственницу…

«Милая»… Короткое слово, выдавшее его и меня с головой. А возможно, она видела наш поцелуй, и именно этим продиктована ярость Илоны, рискнувшей столкнуть меня с лестницы чуть ли не на глазах у всех.

Неужели она рассчитывала, что я тут же скончаюсь? Не знаю. Но явно была уверена, что промолчу о том, что она меня столкнула. А я и в самом деле решила не заикаться об этом. Пока.

Всё равно никто не поверит. А если и так, то начнут копаться в причинах, чего я точно не хотела сейчас.

Родные не успокоились, пока не дождались врача, который, приехав, совершил быстрый осмотр, спросив, не болит ли у меня голова, не тошнит ли, и прописал полный покой в течение пары дней.

Оставшись наедине с собой, я уткнулась носом в подушку, чувствуя желание расплакаться от своей беспомощности. Все отправлялись на охоту — веселой гурьбой, даже с собаками, женщины собрались по грибы, а я лежала тут бесполезным бревном, переваривая произошедшее и не зная, как правильно поступить.

В кутерьме сборов Максим нашел время снова меня навестить, хотя буквально полчаса назад наседал на доктора, требуя более тщательного осмотра, анализов, МРТ…

Никакие заверения в том, что лестница невысокая и мне не больно, не помогали. Такое рвение меня, честно говоря, удивляло, но сердце сладко сжималось от истинно мужской заботы. Он присел на край постели и поправил мне подушку.

Нахлынули мимолетные воспоминания, когда точно так же он пытался заботиться обо мне у себя дома, но тогда я не готова была принять его заботу и всячески отвергала, боялась даже взглядами встретиться, и он в итоге сдался, перепоручив меня заботам домработницы.

Сейчас же я понимала, что нахожусь рядом с Максимом без принуждения, добровольно и даже получаю удовольствие каждый раз, когда оказываюсь около него. Такой горячий отклик, естественно, мне не нравился, с ним следовало бороться, но каждый раз я проигрывала эту борьбу.

— Если хочешь, я останусь с тобой, — предложил он тихо, с беспокойством вглядываясь мне в лицо.

— Не стоит. Ты так давно не общался с братом и отцом, идите на охоту. Да и, Максим, это покажется странным, если мы уединимся в спальне, даже если я не могу толком шевелиться, — со слабым смешком напомнила я ему о наших обстоятельствах.

Он промолчал и нахмурился, очевидно ведя с собой мысленный диалог и раздумывая над решением, а потом кивнул, соглашаясь со мной.

— Заряди телефон и держи его при себе. Я буду звонить и проверять. Поняла?

Назидательный тон умилил, он словно разговаривал с ребенком, и я робко улыбнулась, отвлекаясь от своих горьких размышлений.

— Что тут непонятного? Если не отвечу, ты бросишь всё и прибежишь сюда, — пошутила я, но Максим отчего-то не улыбнулся, а серьезно меня заверил:

— Прибегу. Я вообще сомневаюсь, что тебя стоит оставлять одну. Как только я отлучаюсь, ты попадаешь в передряги.

— Ничего со мной не случится, правда. Иди спокойно и общайся с семьей. Наверное, я и рада, что не пойду на охоту, не хочу даже представлять, что вы убиваете невинных животных, а уж тем более видеть тушки, — поежившись, призналась я.

— Даже не сомневаюсь, что это, в сущности, обыденное занятие вызывает у тебя отвращение. Но не переживай, у нас в окрестностях нет диких животных, так, пара-тройка уток. Это скорее возможность пострелять, чем желание кого-то убить себе на жаркое. Ладно, я пойду. Поспи и, ради бога, никуда не выходи.