Оба парня застывают. Непонимание проступает на лице Тайлера словно на бумаге чернила.

— Я изменила его воспоминания. Он ненавидел меня всегда. И тогда, на кладбище, оттолкнул. Я все переписала. Ник никогда не выбирал меня. Это я выбрала его. Дважды. Сначала в детстве. А потом год назад, изменив его дневник. Он ничего не знал.

Ник ошеломленно молчит.

Тай качает головой, словно отвергая мои слова.

— О чем ты говоришь? Это он заставил тебя солгать?

Я подхожу ближе, касаясь его запястья.

— Прости, Тай, — шепчу я, глядя ему в глаза. В них беспомощность. Призыв не делать того, что я делаю. Не взирая на то, что дуло пистолета все еще направлено в нашу с Ником сторону, я продолжаю: — Я выбрала его не потому что ты хуже. Просто потому что… потому что…

— Ты любишь его? — кривится Тай.

«Это что-то большее, чем любовь», — хочу сказать я, но молчу. Слова слишком откровенные. Мы проросли друг у друга в сердце и это уже оттуда не вытравить.

— Я всегда буду искать его. Что бы не случилось.

Тай смотрит на меня с едкой горечью, наконец осознавая, что ему все равно пришлось бы отступить.

— Я знаю, что найдется другая девушка. Та самая, Тай… Но я — не она. Мы встретились детьми. Одинокими и брошенными. Нам просто был нужен кто-то. А Ник…с ним по другому.

— Ви… — качает головой Тайлер.

Я встаю на цыпочки и целую его в шрам на брови, тот самый, что когда-то оставил Ник. Словно прикасаясь к чему-то, что с нами тремя было связано.

— Что бы не случилось, я буду любить тебя, Тай, — шепчу я, кожей чувствую, как дрожат его ресницы, — но как друга.

И отпускаю его. Навсегда.

Когда двери лифта закрываются, увозя вместе с Тайлером единственный свет от его фонаря, а вместе с ним и надежду, мы застываем в опустившейся темноте, отсчитывая последние секунды. Я не знаю, как Ник намерен отбиваться от целой толпы, не имею при себе даже оружия. В конце коридора брезжит свет, но не спасительный. Увы.

— Что ж… я не была с тобой с начала, — говорю я. — Зато буду до конца.

Меня уже не трясет. Я не истерю и не плачу. И даже не дрожу. Наверное, окончательно смирилась с нашей участью.

— Все будет хорошо, — шепчет Ник. Хотя и сам знает, что нагло лжет.

Я не понимаю, как ему удается оставаться таким спокойным. Пусть мы не в первый раз оказались в трудной ситуации вместе, он все так же остается для меня загадкой.

Ник протягивает руку и подцепляет прилипшую прядь у виска, мягко отводя от лица и почти невесомо скользнув кончиками пальцев по щеке. Губы невольно приоткрываются, упуская выдох.

— Выбилась из прически, пока бежали, — говорит он.

Я шепчу:

— Что будет дальше?

— Не знаю.

Секунды тают. Чужие шаги становятся громче.

Ник оглядывается в поисках чего-то, что можно использовать как оружие, но тщетно. А потом его взгляд замирает, зацепившись за что-то позади моей спины. Он аккуратно отодвигает меня в сторону. Я оборачиваюсь. Глаза привыкли к темноте, и я вижу, что между каменными плитами воткнут нож.

Последний подарок Тайлера.

А потом по коридору разливается целое море черных униформ.

В закрытом коридоре — тупике, где некуда отступать, поединок не длится долго. Нику заламывают руки за спину и припечатывают лицом в бетонный пол. Он сплёвывает кровь, проводя языком по разбитой губе. Наши взгляды встречаются, а потом его лицо скрывается спинами обступивших со всех сторон солдат.

Я протягиваю руки не сопротивляясь. Сначала на левом, потом на правом запястье смыкаются железные ободки наручников.

— Стой смирно и останешься целой! Парня держите!

Почему-то они считают, что у меня есть желание драться.

— Руки перед собой! Не оборачиваться, я сказал!

Раздается глухой звук удара, я зажмуриваюсь.

— Вперед!

Нас выводят тем же путем, что мы шли сюда и грубо запихивают в машину. Долго куда-то везут. Перед глазами ни окон, ни света, только лист металла — бок военного автомобиля. «Не поворачиваться ни вправо, ни влево. Смотреть только в пол» — такой была команда.