Кстати этот фрагмент для тебя, чувак. Когда ты забудешь всё, я позабочусь, чтобы напомнить, в каком ты был шоке, когда «попал» в семью, впервые заночевав у нас дома.

Он ещё тогда не знал, что семья — это не просто слово. Это манера жизни. Это полное отсутствие той самой личной жизни вовсе. Это когда шумно, громко и все общее. Это клетка, которая никогда тебя не выпустит, и это самое большое благословение свыше. Потому что ты, запомни, никогда не останешься один.

Было утро. Ник, зевая, застегивал ботинки. Его черные волосы после ночи, проведенной на свернутой куртке торчали в разные стороны, но несмотря на помятый вид, выглядел он до удивления аккуратно. Свернув одеяло рулон, он принялся убирать за собой постель. «Вот, делать нечего», — подумал я. Свою я никогда не убирал. Все равно ведь вечером расправлять заново.

Я прищурился и посмотрел на часы с расколотым циферблатом, что висели на стене.

— У тебя есть примерно сорок пять секунд, чтобы убраться отсюда, иначе, считай, ты попал, — произнес я. — Потом пеняй на себя.

— В каком смысле? — опешив, переспросил Ник. — Ты же говорил автобусы только с десяти по выходным ходят.

— Я тебя предупредил, — довольно ухмыльнулся я и поплелся на кухню.

В святая святых как и всегда царила идеальная чистота. Чище могло быть разве что в морге. Единственное место, в котором, как говорила Зия «запрещалось гадить». Я открыл холодильник, достав оттуда бутылку разведенного из концентрата апельсинового сока за 55 центов и сделал глоток прямо из горла. Химия, из которой варганили эту дрянь уже начала горчить, но пока не скисла, так что пить было сносно.

Ник присел за пошарпанный стол.

— Стой! — оторвавшись от бутылки, остановил его я. — Там вчера из туши свиньи кровь пускали. Отвечаю, Вито как всегда после себя нормально не убрал. Заляпаешь свои мажорские брюки.

Он недоуменно уставился на меня, и я перевел взгляд на потолок, откуда свисал железный крюк.

— Врагов семьи на нем же подвешивают, — улыбнулся я.

— Чего-чего? — на этом моменте он должен был поперхнулся воздухом, но это случилось на пару секунд позже, когда из-под пола постучали.

Бум, бум, бум!

По деревянным доскам прошлась пара глухих толчков.

— Что это за черт? — воскликнул Ник и подпрыгнул, в ужасе раскрыв глаза. Клянусь, они стали размером с квотер.

Стук повторился!

— Твою же… — но договорить он не успел, потому что входная дверь, скрипя, распахнулась, и Клара, прошествовав сразу в кухню, отвесила Нику подзатыльник, ругаясь:

— Не сквернословь в доме!

Тот наклонился как при артобстреле, не ожидая внезапного нападения. Сверкнул глазами туда и обратно. Потер ушибленный затылок. И уставился на меня. Я пожал плечами, мол сам виноват — нарвался.

Из подвала раздался жалобный вой. Как будто кто-то закрыл там скулящую собаку. А потом пес смачно выматерился по-итальянски. Ник в ужасе застыл.

Тут уже я не смог сдержать гогота.

— Заткнись, Тони, — крикнула Клара, пихнув два пакета мне в руки. Все еще давясь смехом, я принялся раскладывать еду в холодильник, явно вообразивший себя истребителем. Каждый раз, когда включался компрессор он издавал такой звук словно пытался взлететь. «Вжууу, вжууу», — выл он.

Не отрывая настороженного взгляда от люка в полу, Ник обошел его по кругу и осторожно пересел на табуретку у подоконника.

«Вжууу, вжууу» — не затыкался холодильник.

— Тони — это один из племянников Зии, — сжалившись, пояснил я. — Его, остолопа, всей общиной месяц на работу устраивали. Вот только каждую пятницу ему сносит башню так, что он уходит в запой минимум до среды. Поэтому сам сдается нам в конце рабочей недели. У него там внизу диван даже есть. Теперь он заторчал мне двадцатку.

— Сколько раз говорить тебе, что родственники долги не возвращают, — ругнулась Зия и, кинув взгляд, в сторону Ника, спросила: — Голоден?