— Я могу отказаться? — с трудом сохраняла бесстрастное выражение лица.

— На второй чаше весов твое исключение, — очередная милая улыбка.

— Тогда нет, не вызывает, — спокойно солгала я. — Еще вопрос, кера Чен, можно?

— Задавай, а потом займемся твоим инструктажем и тестированием.

— Меня перевели в «Пикса-три» именно с этой целью? — начала я, осторожно подбирая слова. — С самого начала предполагалось… предполагался такой исход?

Лейда Чен вновь обаятельно улыбнулась, покачала головой:

— Ответ, Артемия, вне моей компетенции. Его может дать лишь глава уны. После согласования с Управлением, разумеется.

Я сглотнула. Значит, да. Они не только мой учебный план выстроили так, чтобы соответствовал будущей задаче. Могу поклясться своим душевным здоровьем, что все: каждая мелочь, происшествие, каждый поступок окружающих — было рассчитано на то, чтобы в итоге привести меня в уютный кабинет Лейды Чен, а после в учебный корпус менталистов.

Даже не удивилась, узнав, в какой группе оказалась. М-135.

****

Я избавилась от шлема последней. Сняла перчатки в оглушающей тишине. Деймос, Волк и Борута, оставшиеся в тех же квадратах, что и в вирте, кто сидя, кто лежа, будто загипнотизированные, неотрывно смотрели в лицо Тэппа, стоявшего, возвышаясь над ними. Трик, альтернативщик-пиро, партнер Боруты, устроившись в позе лотоса, неторопливо приводил в порядок гриву рыжевато-каштановых волос, растрепавшуюся после снятия амуниции, кривился, не обращая внимания на холодный гнев Садиста. Допустим, к нему он никак не относился, нужную поддержку парень оказал…

— Артемия, очки, — тихо скомандовал Тэпп.

— Тридцать шесть, — ответила незамедлительно.

— Максимальное.

— Сорок.

Садист сухо усмехнулся. Звук, означавший очередные репрессии, к нему никак не могла привыкнуть. От него каждый волосок на теле вставал дыбом, а в животе будто растекалась холодная кислота.

— Суки, — процедил Садист.

Его лица не могла видеть, но и так прекрасно знала, что глаза посветлели, превратившись в пугающую безжизненную серебристую пустыню, подбородок напрягся, губы сжались. За это время до мельчайших деталей изучила каждую его эмоцию. Нечасто Тэпп их выражал, еще реже окружающие могли верно истолковать их. Трое менталистов, словно скованные, не шевелились, не смели отвести взглядов от главы группы. От разлившейся ментальной силы под ложечкой свернулись тошнота и лед.

— За каждое проигранное очко вы расплатитесь. Плата будет долгой и очень, очень неприятной.

За два месяца пребывания в М-135 усвоила следующее: Тэпп никогда не повышает голоса, он никогда и никому не спускает промахов, он владеет всеми членами группы точно рабами, управляя, манипулируя ими через болевые точки в психике.

Слова и влияние, воздействие — вот оружие Садиста.

Слова — иногда конкретные, иногда расплывчатые фразы, о смысле которых догадывался лишь тот, к кому они были обращены. Они кололи, жалили, стегали, царапали, мучили. Били точно в цель. К ним Иоданир Тэпп добавлял и ментальное давление. Он знал все слабые места противников, а таковым являлся каждый, друзей у лидера не было, только приближенные.

Откуда он узнавал о болевых точках? Понятно, что в уравнение входили информация, тонкие наблюдения и феноменальное чутье. Объединив все эти составляющие, нетрудно было получить результат — манипулирование и программирование.

Тэпп играл с нами, точно с куклами, управлял мыслями и поступками, объединял и разобщал, когда и как ему вздумается — так музыкант выстраивает ноты, извлекаемые из музыкального инструмента. И наслаждался, питался этим, жил своим превосходством и силой. Он четко понимал, где кто и на чем спотыкался. Волк фальшивил во всем, что касалось денег, я смутно догадывалась, что его родню подозревали в махинациях, семья то шиковала, то питалась крошками. У Дэймоса не все ладно было с кровью, могла только предположить, что настоящий отец от него отказался. У Боруты, кажется, имелись проблемы с подавлением страхов, один из них — высоты. Трик — чудак, он цеплялся за то, чтобы получить четвертый уровень, но постоянно срывал резервы и не хотел признавать, что физиологически не способен достичь желаемой планки, а за смехом и подначиваниями скрывал горькое разочарование всем: собой, миром.

А я? Меня Садист сделал невидимкой. В неформальной обстановке он никогда не обращался ко мне напрямую, всегда через Дэймоса. В формальной — отдавал приказы. Мне казалось, я для него пустое место, не нужно наблюдать за мной, просчитывать, манипулировать. Будто нет человека, есть обычная функция, всегда срабатывающая как надо, сбои не предусмотрены и невозможны.

Это задевало, выводило из себя.

Первые пять недель, пока подтягивала девять модулей и проходила специализацию, такое положение вещей меня удивляло. Садист ведь сам сказал, что сделает меня своей тенью. И я ждала… Жила в диком напряжении, готовая к бою, наблюдала чуть ли не безотрывно, но… Меня ждали только адские физические тренировки в вирте и в спортзале. Так он хотел меня наказать? Через боль, переутомление, страх, тошноту и слабость? Плохая идея, этим меня не сломить.

Я занималась, привыкала к новой обстановке и распорядку, который у менталистов был выстроен иначе, чем у альтернативщиков: много физической и теоретической нагрузки, испытания (не практикум) в вирте, постоянные спарринги, в том числе психологические, пару в них в некоторых случаях мне составлял Деймос. Пожалуй, он единственный в группе, кто замечал меня и помогал советами и инструкциями. Этим вызывал еще большую настороженность: зачем ему поддерживать меня, не прося ничего взамен? Опасения боролись с проклевывающейся признательностью, а та тянула глумливую мысль, что Густов поймал меня этим, насадил на крючок.