Шрифт:
Ромка потерял счет времени и не знал, сколько он так простоял. Когда рядом остановилась машина, он даже не отреагировал, пока его не позвали по имени:
— Рома? Рома, ты, что ли?
Он узнал по голосу Потапова, заместителя матери. Мать его звала нежно и снисходительно Павлушей, хотя тот годился ей если не в отцы, то в старшие братья.
Но Павел Викторович на такое панибратство не обижался, даже, наоборот, был доволен, что Ромкина мать с ним вот так, по-простому.
Ромка облизнул пересохшие шершавые губы. Хотел сказать: да. Но вышел еле различимый сиплый звук.
Павел Викторович выскочил из машины с удивительным для его комплекции проворством. Невысокий и полный, с пухлыми румяными щеками и блестящей лысиной, он напоминал веселого колобка.
— Рома, что с тобой? Тебе плохо? Садись скорее. Может, тебя в больницу отвезти?
— Не, — промычал Ромка сквозь спекшиеся губы.
— Домой?
— Угу.
— Ну, давай я тебе помогу.
Павел Викторович подхватил Ромку за талию и повел к машине. Помог сесть на заднее сиденье. Потом, тяжело дыша, плюхнулся на водительское место. Достал из кармана пиджака безразмерный клетчатый платок, промокнул лысину. И только потом завел мотор.
Ромка вроде и не спал, но его одолевали какие-то жуткие видения. И дорога до дома показалась ему бесконечной пыткой. Амортизация в старенькой Ладе была ни к черту, да и водил Павел Викторович тоже не лучше: рывками. Газ-тормоз, газ-тормоз. Отчего Ромку несколько раз едва не вывернуло. А на каждой кочке подкидывало так, что ему казалось, что у него гремят и крошатся кости. На самом деле это громыхал какой-то хлам в багажнике Потапова.
Павел Викторович проводил его до самой квартиры, подставив Ромке свое круглое плечо. И даже помог снять кроссовки и дойти до дивана. А позже, когда вернулся на комбинат, видимо, сразу же доложил матери. Потому что и часа не прошло, как она примчалась. Потрогала Ромкин лоб, затем сунула ему градусник.
— Господи, ты же весь горишь!
Температура была под сорок. Мать вызвала скорую и, хотя жар сбили, она всю ночь дежурила у его постели.
Ромка очнулся уже утром и увидел ее, задремавшую в кресле.
— Мам, — позвал тихо.
Она вздрогнула и проснулась.
— Как ты? — присев с краю на его кровать, положила на лоб прохладную ладонь.
— Нормально.
— Что за вирус ты умудрился подцепить? И, главное, где?
На самом деле он чувствовал себя препогано. Грудь ломило так, словно его завалило камнями, раздробило ребра, разорвало плоть. Мать сразу начала суетиться: принесла морс, какие-то таблетки, но Ромка знал — никакой это не вирус и пилюлями тут не помочь. Просто он сломался.
Однако спустя три дня ему полегчало. Нет, в груди все так же болела зияющая рана, но больше его не лихорадило, не качало, словно былинку на ветру. Он даже понемногу начал есть. Вот только не разговаривал совсем. На все вопросы матери отвечал односложно и сразу замыкался в себе.
Она выспрашивала, куда он ходил. Ромка признался, что хотел увидеть Олю, вот только утаил все остальное. Пока болел, он не раз возвращался мыслями к тому эпизоду. Сначала глухо выл в подушку. Хотелось крушить все вокруг, но сил хватило лишь на то, чтобы опрокинуть стул.
Потом его осенило: Оля просто не могла при всех с ним говорить. Вон как опасливо она на них косилась. И ее можно понять. Уж кто-кто, а Ромка знает, как по-зверски могут вести себя люди, которые еще вчера с тобой здоровались.
Значит, надо ее встретить наедине. И тогда они смогут поговорить нормально. И обязательно что-нибудь придумают.
Конечно! И как он сразу не сообразил. Ведь все так очевидно — там, при всех, она просто не могла поступить иначе. А он сразу же решил, что она его предала. Даже стыдно стало, что так плохо подумал про нее. Как будто он ее не знает! А Оля, бедная, наверное, сейчас мучается…
Эта мысль не давала покоя. Буквально каждую минуту Ромка думал, как бы им встретиться снова. Наедине. Чтобы никто больше не помешал. Не пялился, не подслушивал.
В конце концов решил пойти к ее дому на удачу. Ближе к вечеру, когда они будут возвращаться с рынка.
Оттягивать свой поход он не стал. На следующий же день, пока мать не вернулась с работы, Ромка отправился к частному сектору, на другой конец города. Чувствовал он себя, конечно, еще неважно, но завтра-послезавтра — выходные, а, значит, мать останется дома, и тогда придется ждать до понедельника. А ждать он не мог. И так измучился.
Минут за сорок добрался до ее дома. И понял с досадой — опоздал. Оля с матерью уже вернулись с рынка. Он даже на мгновение поймал ее силуэт на веранде. Но позвать не решился. И тут во двор выбежал Олин брат.
Ромка тихонько свистнул. Паша завертел вихрастой головой. Заметив Ромку, покосился в сторону дома, затем подошел к калитке. Приотворив, выглянул на улицу.
— Привет. Ты чего тут? — спросил он и снова с опаской оглянулся на дом.
— Мне надо с Олей поговорить.
Пашка сделал круглые глаза.