— Я хочу уехать. Навсегда.

После ухода Стрелецкой в доме повисло гробовое молчание. Отец страшно вращал глазами, раздувал ноздри, сжимал-разжимал огромные кулачищи. Мать, глядя на него, тихо пятилась, одной рукой прижимая к груди кухонное полотенце, второй — нервно теребя его конец. Даже Пашка испуганно затих.

— Что ей надо было? — процедил отец. — Здесь! В моем доме!

Мать, не смея вымолвить и слова, качала головой и продолжала пятиться.

— Да как она посмела! — багровея, гневался отец.

Мать испуганно кивнула.

— А ты что молчишь? — он перевел взгляд на дочь.

Но Оля не слышала его. Казалось, она вообще ничего не слышала. И не видела. Смотрела в одну точку перед собой совершенно пустыми глазами.

— Ну? — рыкнул он, подойдя почти вплотную.

Никакой реакции, ни малейшей. Словно сомнамбула она ничего не понимала, ни на что не откликалась.

Эта ее глухая отрешенность даже у отца вызвала растерянность. Он видел — что-то с ней не так. Только не понимал, что делать, как достучаться, как привести ее в чувство. И сделал то, что привык.

— Отвечай, когда отец спрашивает! — рявкнул он и, схватив ее за плечи, начал трясти.

Олина голова болталась, как у тряпичной куклы — жуткое было зрелище. Но она не издала ни звука. Лицо ее по-прежнему оставалось отчужденным, а взгляд — пустым.

— Коля! — бросилась к нему мать, цепляясь за руки. — Коля! Не надо!

— Батя, не надо! — с другого бока подскочил Пашка.

Отец резко выпустил Олю, и она повалилась бы на пол, но мать вместе с Пашкой успели ее подхватить. Выругнувшись, отец ушел, хлопнув дверью так, что звякнули чашки в буфете.

Олю, обмякшую и все такую же безмолвную, отвели в комнату. Уложили на кровать поверх покрывала. Мать придвинула стул, села рядом.

— Доча, ты как? Скажи хоть слово… — просила она шепотом.

Но Оля, не шевелясь, лежала на спине и безучастно смотрела в потолок.

— Что с тобой? — всхлипнула мать и тут же утерла набежавшие слезы полотенцем.

Дочь пугала ее до замирания сердца. Вот такой, ни живой ни мертвой, мать видела ее впервые. И это было гораздо страшнее, чем вчерашняя Олина истерика.

Хотя вчера матери казалось, что страшнее быть ничего не может.

Сначала мать ничего не понимала. Ведь Оля просто пошла вечером в магазин, куда ее отправил отец. Купила ему пачку сигарет и пиво. Немного задержалась, и отец уже начал потихоньку психовать. Сосед позвал его посидеть в бане с мужиками, попариться, пива попить, а Оли все не было и не было. Но тут она наконец появилась. Он торопился к соседу, поэтому выхватил у нее пакет, буркнул сердито: «Тебя за смертью посылать» и ушел. Не заметил даже, что ее трясло всю.

— Папа волновался… — начала мать, потом внимательнее взглянула на Олю. — Доча, что с тобой? Что случилось, доча?

Оля еще несколько секунд стояла у порога с искаженным от боли лицом, шумно и часто дыша, будто задыхалась. А потом бросилась к себе в комнату, рухнула на кровать и завыла. Так горько, громко и жутко, что у матери пошел мороз по коже.

— Доча, доченька, что с тобой? — кинулась она за ней следом.

Но Оля ревела, как подстреленный зверь. Единственное, что она выкрикнула сквозь плач, причем несколько раз: «Что я наделала!».

Мать ошарашенно смотрела на Олю, свою тихую, послушную, милую девочку, и не понимала, что с ней случилось. Она трясла ее за вздрагивающие плечи, гладила по голове, причитала, но горестный вой не умолкал еще долго. Лишь к полуночи Оля выдохлась и, свернувшись калачиком, тихо скулила, глотая слезы.

Потом Пашка признался матери, что Оля виделась с Ромой Стрелецким. Мать боялась, что вернется отец и тогда им всем не поздоровится. Просила Олю успокоиться, пыталась напоить и чаем с ромашкой, и каплями. Но Оля лишь качала головой, продолжая всхлипывать.

— Ты из-за Ромы так убиваешься? — спросила мать. — Вы с ним расстались? Ты сказала ему, чтобы он тебя оставил в покое?

— Сказала! — выкрикнула Оля надрывно и заплакала еще горше.

— Вот и молодец. Умница наша. Ты все правильно сделала. Ничего, все пройдет… Ты потерпи, потом легче станет. Это сначала тяжело, а время…

— Ты ничего не понимаешь! — вдруг взвилась Оля. — Я не хочу терпеть! Я люблю его! Я без него не могу!

— Не говори так, — испугалась мать. — Папа вот-вот вернется. Нельзя, чтобы он тебя услышал.