И с задумчивым видом принялся отклеивать от лица рисинки. Некоторые он, не стесняясь, отправлял себе в рот. Сидао с мрачным видом убрал со стола брата вино. Но было поздно: этот новоявленный пьянчуга попытался подняться на ноги. Попутно он наступил на рукав Сидао, едва не опрокинул стол и оперся о плечо Умэй. Не желая быть безмолвным зрителем, она решила подыграть:

– Господин Ли, кажется, вы перебрали.

– Разве? – искренне усомнился Кайсинь.

– Определенно. – стояла на своем Умэй.

Сидао не выдержал. Поднявшись, он схватил брата за плечо, рывком развернул к себе – Кайсинь пошатнулся и чуть не рухнул в медвежьи объятия – и прошипел:

– Прекрати позориться. Возвращайся домой и проспись.

Ли Кайсинь нахохлился, как обиженный ребенок, вытер рукавом нос и заявил:

– Мэй-Мэй меня проводит.

Сидао на краткий миг обратился глазами к Умэй, и твердо возразил:

– Я позову прислугу.

– Ни за что! – возмутился Кайсинь. – Я пойду только с…

– Позвольте, я отведу его. – Умэй поднялась и придержала шатающегося Кайсиня за локоть. Сидао колебался, и она добавила. – Мне не в тягость. Капризам выпившего человека порой приходится следовать не меньше, чем желаниям больного.

Выдернув в собой Сяо Сяо, чтобы ни в коем случае не остаться наедине с мужчиной и не довести тем самым мать до обморока, Умэй увела Кайсиня с помоста. До тех пор, пока они не скрылись из виду, она почти волокла его – Кайсинь повис, как мартышка.

– Хватит придуриваться, нас уже не видно. – буркнула Умэй, отталкивая его от себя.

– Госпожа, это… – осеклась Сяо Сяо, когда на ее глазах пьяный как сотня демонов Кайсинь вдруг твердо встал на ноги и перестал невнятно бормотать и шмыгать носом.

– Мэй-Мэй, где же твоя благодарность? – надулся он. – Я вытащил тебя из плена светских церемоний, да еще и обставил все так, что я просто пьяный дурень, а ты – воплощение терпения, милосердия и добродетели!

Проигнорировав его выпад, Умэй обернулась к Сяо Сяо:

– Этот балбес обещал мне раздобыть лодку. Ты с нами?

Сяо Сяо, не до конца понимающая, что происходит, энергично закивала. Кайсинь повел их по узким безлюдным улочкам меж жилых домов. Умэй запачкала подол ханьфу в грязи, что уж говорить о шелковых туфлях – они пришли в негодность после первых десяти шагов. Она уже пожалела, что доверилась Ли Кайсиню, как вдруг они свернули в знакомый ей проулок.

– Госпожа, это же тот театр! – воскликнула Сяо Сяо, дернув Умэй за рукав. – Тот, где господин Ли выступал в женском платье!

Умэй спокойно отняла у нее свою руку, справедливо опасаясь, что что в эмоциональном порыве Сяо Сяо оторвет ей рукав.

На театральных подмостках актеры разыгрывали пьесу о поэте Цюй Юане. Сегодня зрителей было меньше, чем когда Умэй приходила сюда вместе с Сяо Сяо и Чжан Юном – почти все горожане высыпали на причал, мосты и улицы вдоль канала, чтобы увидеть фестиваль драконьих лодок.

Кайсинь протащил Умэй и Сяо Сяо в гримерную. Там, в тесноте и духоте, они обрядились в одежду бедняков. Грубая ткань мужского ханьфу легла на тело Умэй бесформенным мешком. Она безжалостно сломала сложную прическу и связала угольно черные волосы в узел. Кайсинь вытащил коронку, придерживавшую собранную часть волос, и надел соломенную шляпу. Лицо он щедро замазал гримом, и оно приобрело болезненно-желтый оттенок. Умэй разукрасила Сяо Сяо так, что сама бы не узнала, встретив в таком виде на улице. Из миниатюрной розовощекой девчушки она превратилась в неопрятного мальчишку-заморыша. Нарисовав себе углем брови, Умэй вышла из-за бамбуковой ширмы. Кайсинь уже клеил себе коротенькую бородку.

– Славная щетина. – усмехнулась Умэй.

– Чудный уголек. – не остался в долгу младший господин Ли.

Умэй улыбнулась и опустила взгляд. В глаза ей тут же бросилась бледность рук в сравнении с нездоровой желтоватостью лица.

Вздохнув, Умэй приблизилась и взяла руку Кайсиня в свои.

– Про кисти забыл. – сказала она, обмакивая пальцы в грим.

Мелкими мазками она осторожно обмазала теплую ладонь и длинные изящные пальцы. Левую ладонь Ли Кайсиня пересекала тоненькая полоска шрама, а у большого пальца стояла забавная клякса родимого пятна. Кайсинь замер и затаил дыхание. Ощутив, как задрожали его руки, Умэй подняла глаза. Кайсинь тут же опустил взгляд. Отчего-то смутившись, Умэй выпустила из рук его ладони.

На причале Кайсиню пришлось отсыпать добрые пять лян серебром, чтобы плосколицый жилистый лодочник уступил им свою лодку. Краска на ней потускнела и местами облазила. Умэй считала, что он заплатил неоправданно большую цену за эту старую развалюху, но младший господин Ли был ею доволен:

– Подумаешь, дракон немного сбросил чешую – все рептилии так делают!

«Дракон» их был беззубый и слепой на один глаз, но мало того, Кайсинь принялся усиленно натирать еще чудом зрячее око, уверяя: