Необходимо было осмелиться на что-то конкретное. Либо согласиться с таким порядком вещей, перестать барахтаться и, рыская по магазинам в поисках дешевой еды, провожать голодным взором чей-то белый шестисотый «мерседес», довольствуясь мыслью о том, что все на свете – воры и проходимцы и что интеллигентному, тонкому, одухотворенному, честному человеку нет места в этом мире алчности и чистогана. Либо подумать, как, используя свой интеллект, все же вскочить на подножку мчавшегося в капитализм поезда.

В этот непростой момент своей жизни Виктор встретил Лену. И это обстоятельство решило его судьбу.

Юля не мигая смотрела на лепесток цветка, призванного украсить чашку.

– Ты же прекрасно все понимаешь, – говорил Алеша.

Юля покорно кивала:

– Да, понимаю.

– Тогда зачем мы это обсуждаем?

– Потому что если мы сейчас не заплатим за то, чтобы нам как следует проверили квартиру, нас могут надуть так, что мало не покажется, – робко пролепетала Юля.

– Боже мой! – воскликнул Алеша. – Ты везде видишь обман.

– Да. И лучше перестраховаться, чем потом грызть локти, – упрямо заметила Юля, не переставая созерцать рисунок на фарфоре. – Я не умею проверять квартиры. Каждый должен заниматься своим делом. Нужно найти деньги, заплатить человеку, который сможет это совершить. Скупой платит дважды.

– Ты хочешь сказать, что я скупой?

– Алеша…

– Я скупой, значит, по-твоему?

– Лешенька, не надо… Ты прекрасно знаешь, что я так не думаю…

– Стало быть, я жадный?

– Леша…

– Дождался благодарности!

– Алешенька, это просто поговорка такая – скупой платит дважды. Английская причем. Но ты же понимаешь: мы не можем рисковать. Я не смогу проверить эту чертову квартиру – у меня ни мозгов не хватит, ни знаний. И ты не сможешь – у тебя нет времени. А проверить надо. Ты согласен? Надо проверить?

Алеша помолчал и согласился:

– Надо.

– Вот видишь, – воодушевилась Юля, – а две тысячи долларов, в конце концов, погоды не делают. Займем.

– Может быть, ты и права, – сдался Алеша.

Юля поощрительно кинулась ему на шею. «Невроз, невроз, – пронеслось у нее в голове, – любовь – это невроз…»

– Я всегда права, – прошептала, – ты же знаешь, я всегда и во всем права.

На следующий же день Юля отправилась к умудренной жизнью адвокатессе, отнесла ей листочек со всеми данными о квартире на Коммунистической.

– Когда можно будет узнать результат?

– Через неделю, – ответила адвокатесса, – задаток в количестве пятидесяти процентов от договоренной суммы – вперед. И то, заметьте, это ниже низшего предела. Другие сразу все вперед берут.

– У меня с собой нет таких денег, – растерялась Юля.

– Ничего страшного, принесете завтра утром, – милостиво разрешила юристка и широко растянула по горизонтали губы.

Екатерина Васильевна Белова – член коллегии адвокатов с почти пятнадцатилетним стажем, опытный юрист и не менее опытная женщина любила русскую классическую литературу. Она восторгалась ею, перечитывала ее в немногие свободные часы отдыха, бережно собирала лучшие ее произведения в лучших изданиях. Ее мать – учительница-филологиня – привила ей такое серьезное и обстоятельное отношение к литературе. «Учебник жизни, – восторженно говорила мать Екатерины Васильевны, – русская классическая литература – это учебник жизни. В России, в силу многих причин – в том числе и по причине затянувшегося крепостного права, которое, несомненно, задержало развитие демократии, литература никогда не была только лишь изящной словесностью…»

Любимым Катиным параграфом в этом учебнике жизни была пьеса времен когда-то уже один раз нарождавшегося в России капитализма – «Волки и овцы». Катя считала данное произведение гениальным и совершенно недооцененным. При этом Катя с младых ногтей чувствовала, что она совсем не овца. Отнюдь.

Екатерина Васильевна подошла к нужному дому по Коммунистической улице и огляделась внимательно и подробно. А ничего местечко, да и кирпич солидный у строения. Губа не дура. Зашла в подъезд и скривила нос: дом-то ничего, да народец, его населяющий, явно не высший класс. Мусоропровод воняет, стекла выбиты, лестницу не мыли месяца два… Ну, да ничего. Нынче все меняется, и меняется – быстро. Достаточно одному новому русскому прикупить здесь квартирку – и все будет чистотой сиять и сверкать.

Екатерина Васильевна не поддерживала эти псевдоинтеллигентские, чистоплюйские, в жопку иголочкой, как сказали бы в народе, подхихикивания над новыми русскими. Да, ее покойная матушка – эдакая экзальтированная гуманитарка, считавшая, что и Катя всю жизнь должна косить под тургеневскую барышню, если бы была жива, должно быть, тоже демонстративно брезговала бы новыми хозяевами жизни. Что верно то верно, все эти страны и континенты со своими многовековыми традициями вечно ими брезговали, nouveauriche – говорят о них в чопорной Европе. Новый богатый, выскочка, дескать. В Америке же о них уважительно скажут: «Человек, который сделал себя сам». И в самом деле, за что, собственно, презирать человека, который хочет лучшей доли для себя и своих детей? Ну а то, что при переделе собственности все первоначальные капиталы наживаются неправедным путем – это уже аксиома, что называется, плата за страх. Не по хорошему-де мил, а по милу хорош.