Не так давно была очередная встреча выпускников их владимирской школы. Екатерину Белову, если она приезжала из Москвы, всегда на этих вечерах просили выступить, знали, как она умеет красиво, проникновенно и убедительно говорить о пользе знаний, полученных в здешних стенах. Екатерина Васильевна иногда приезжала на эти вечера – раз в пять лет поинтересоваться, что стало с ее одноклассниками – иногда бывает полезно посмотреть в глаза своему возрасту, чтобы не купаться в нелепых иллюзиях по поводу вечной молодости.

Екатерина даже позволяла себе расслабиться на этих встречах, сентиментальничала. В ответ на чьи-то возмущения о современных «крышах», ростовщиках и прочих выбивателях долгов однажды обронила: «Мой знакомый полмиллиона долларов долгу выбить не может. И ничего. Кого он только не нанимал – и бандитов, да он и сам бандит, и милицию, и фээсбэшников. И все – пустой номер. А тот, кто ему должен, даже и не скрывается. И не отрицает, что должен. Но и не отдает. Может, у него своя правда. Так что никогда ничего бояться не надо». И поймала на себе возмущенный взгляд Верки Никодимовой. Верка Никодимова всегда возмущалась Катиным отношением к жизни. Ну и дура.

Вот итог жизни Никодимовой. Ее, никодимовские дети – голь перекатная – с такой мамочкой тут сухари грызут, тоже в Москву подались, и все на работу не могут устроиться, потому что теоретическая физика, которой их от большого ума выучила Никодимова, – никому тут не нужна, а газеты у метро продавать – они брезгуют, высокодуховные потому что очень. Хотя тоже непонятно это. Если всякий труд в почете, то что ж тогда морду воротить от физического труда? А-а. Вот так-то. Потому что позиция этой Никодимовой – сплошное лицемерие. Сплошное!

Катя думала: ладно, провинция, в Москве будет все по-другому. Приехала, поступила в университет на юридический. Вроде, действительно, все по-другому. А в сущности-то, в глубине – все точно так же. То же лицемерие. Сколько визгу было, когда на факультете узнали, что Катя Белова подрабатывает грелкой! Боже мой! Как у всех полезли глаза из орбит, как все испугались! Ну и что? И подрабатывала. И за счастье считала. Шутка ли – студентке 150 рублей в месяц заработать. Да мамочка во Владимире за эти деньги каждый день по нескольку часов кряду оболтусам вдалбливала, чем отличается Базаров от Евгения Онегина. А она, Катя, такую работу себе нашла, что ни за что эти сто пятьдесят платили. Старичка одного ночью грела. Просто спала с ним в одной постели – без всякого там. Да он и не мог уже ничего. Ему сто лет в обед. А тепла и ласки хотелось. И мерз ночами. Ну и что тут плохого? Чуть из университета не исключили. Ору было, ору. А Катя встала на собрании и сказала: «Вот вы, будущие юристы, сейчас меня исключите ни за что! Жизнь мне сломаете! И на вас всю вашу оставшуюся жизнь будет это клеймо несправедливости!» А они загалдели: «Как это ни за что? Что это ни за что? Теперь что, каждая так поступать будет? Аморально! Бесстыдно! Позорит! Нельзя терпеть! Роняет высокое звание юриста!» А Катя подумала, что каждая так поступать не будет. Потому что такого золотого старичка еще отыскать надо! На дороге-то такие старички не валяются! А вслух сказала, причем с живым негодованием: «Вы юристы и должны понимать цену доказательств. Мало ли что кому известно! Вы докажете это, что я со старичком за деньги спала? Докажите! Если докажете – ваша будет правда. А нет – так оставьте меня в покое! Не тридцать седьмой год! А восемьдесят второй!»

Конец ознакомительного фрагмента.