Помнит гад, что я строила из себя строгую учительницу, а на деле хотела того же, что и он сам.

Закатываю глаза, пытаясь стонать потише.

— Вот теперь ты точно уснешь, Жанна Кирилловна, теперь я за тебя спокоен. — Нежно гладит по волосам.

Утром я понимаю, что надо что-то менять. Нельзя так.

Во-первых, срочно поговорить с Юрой. И развестись с ним. Все равно после Волкова жить как раньше мы уже не будем. Придется экономить, что-то снять для нас с Мишей.

А во-вторых, остановить самого Волкова. Все, что мы творим, — это как поезд, несущийся в пропасть на огромной скорости. Дальше нет железнодорожного полотна, и мы летим к неминуемой гибели.

Нельзя так себя вести! Недопустимо спариваться где попало как собачки. Это плохо. И должно прекратиться.

Поэтому на работу в этот раз я одеваюсь исключительно строго. Глажу брюки, чтобы не было соблазна задрать мне юбку. Выбираю самую скромную блузку и завязываю высокий хвост, достаю из шкафа неприметный пиджак и надеваю туфли на низком ходу. Минимум косметики, все мысли о работе. Теперь я напоминаю трудовичку из своей школы. Вряд ли кому-то придет в голову заваливать такую на стол. Муж звонит с извинениями, напоминает мне, что у нас сын и брак длится целых десять лет. Первые несколько раз я тупо не беру трубку, а потом, выслушав, сообщаю, что нам надо очень серьезно поговорить.

Муж никак не реагирует и продолжает скулить о том, что я и Миша очень много значим для него. Мне неприятно это слушать, потому что все уже разрушено, безвозвратно. Его пьянками и моей изменой. Все справедливо: я шлюха, а муж мой алкаш.

Как бы я ни уговаривала себя, что между мной и Андреем просто секс, из-за тоски и неудовлетворенности, но, когда ко мне заходит первый курс, сердце отчаянно выпрыгивает из груди. Заметив Волкова, я непроизвольно встречаюсь с ним глазами и испытываю странный прилив нежности. Как будто все чужие, а Андрей родной. Он тоже улыбается и садится на свое место.

Я стараюсь его игнорировать и держаться подальше. Но внутри все трепещет как у семнадцатилетней девчонки. Мне не все равно, когда он поблизости.

Однако на паре случается непредвиденное. Концерт устраивает один из студентов. Плохо себя ведет Вадим Семененко, одногруппник Волкова. Тот самый слабый ученик, рисующий грудь на моих парах. Он недоволен оценкой своей работы. Сидит, широко и нагло расставив ноги. Комментирует каждое мое слово и, скатывая комочки, бросает бумажки в урну, словно в корзину для баскетбольного мяча. Отказывается приступить к новому рисунку. Засовывает в уши наушники и даже пританцовывает ногами, подрывая мой авторитет перед другими первокурсниками. Я решаю сообщить об этом в деканат и не тратить нервы. Но меня опережает мой Волков.

Андрей выходит из себя. Он встает со своего места, приближается к парню и вырывает у него из рук телефон, грубо вытаскивает из ушей наушники. И бросает их в урну, вслед за бумажками, которые катал Семененко.

— Тебе что сказали, гиббон недоразвитый? Ну-ка сел ровно и выполнил задание Жанны Кирилловны!

— Волков, вернитесь, пожалуйста, на место. Семененко, уймитесь!

Это очень мило, но совершенно неуместно и как будто демонстрирует наши особые с Волковым отношения. Я покрываюсь малиновыми пятнами, а парни чуть ли не дерутся. Войдя в кураж, они уже не слышат меня. Ругаются, толкаются, рвут альбомы и конспекты друг друга.

Я просто в шоке. Урок сорван, а Андрей злит меня этим мальчишеским поступком. Он бы еще на доске написал: «Я трахал Жанну Кирилловну».

— Пара окончена! Я напишу докладные на вас обоих! Вон из аудитории! Живо! Оба!

Удивительно, но Семененко слушается. И остальные студенты покидают кабинет. Все, кроме одного. Волков медлит. У меня сейчас форточка и пары нет, но я не хочу с ним разговаривать. Выбесил, рыцарь хренов. Все потому, что ему девятнадцать и он не понимает, как поступить разумнее. Заступился так, что меня трясет.

Волков вроде бы идет к выходу. Весь такой всполошенный и разгоряченный. Закипая от злости, приближается к двери, но, вместо того чтобы открыть и выйти… закрывает ее на замок.

— Детский сад! А ну-ка открыл дверь! Сейчас же!

Вскакиваю, бью рукой по столу, так что карандаши и ручки подпрыгивают.

— Значит, я должен пойти вон, так, Жанна Кирилловна?!

— Да, и немедленно! — указываю ему на дверь.

— Мой ответ «нет». — Надвигается.

Его лицо перекошено гневом.

— Ты не должен был демонстрировать, что тебя так задевает его плохое ко мне отношение. Ты не имел права!

— В общем, Жанна Кирилловна, я должен пойти вон? — повторяется Волков.

— Я твой преподаватель, Андрей, и я здесь главная. Ты обязан мне подчиняться!

Захожу за стол. Затем перемещаюсь по аудитории.

Волков совсем охренел. Ведет себя, будто ему за тридцать, он старше и является заслуженным доцентом нашей кафедры, а я какая-то малолетка, только что закончившая университет.