Не успела я вздохнуть спокойно, как в дверях с психиатром столкнулась молодая женщина. Тоже в медицинском костюме. Я только и поджала губы — Старков приволок мне еще одного специалиста на осмотр?

— А, здравствуйте, Стелла, — поздоровался с ней психиатр.

— Добрый вечер, — ответила она ему. — А что — вас пригласили на осмотр?

— Конечно, — сказал мужчина. — Иначе зачем я здесь? Мое отделение находится двумя этажами выше.

— Да-да, — откликнулась Стелла. — Тогда я заключение могу передать Старкову, я как раз от него, и потом к нему.

— Спасибо, но оно пока еще не готово, — произнес доктор. — Как раз сейчас собираюсь зайти к Константину Николаевичу, и на словах пока рассказать все необходимые рекомендации. Он у себя, в кабинете главного врача?

— Да, он там. Готовимся к проверке же…

— Ну да… Тогда всего доброго, Стелла.

— Всего доброго, доктор Стоун.

Мужчина наконец покинула палату, а женщина наоборот подошла ко мне.

Красивая, очень ухоженная. Я бы не дала ей больше тридцати.

— Добрый вечер, — вежливо улыбнулась она мне. — Мне нужно замерить вам давление, температуру и пульс. Вы позволите?

— Замеряйте… — ответила я, наблюдая, как она садится рядом на стул, на котором до этого сидел психиатр.

Стелла подготовила тонометр и принялась измерять давление. Что ж, когда мне не задают глупых вопросов, не пытаются лезть в душу, а занимаются лишь ремонтом тела, мне немного легче…

— Ну что же, есть небольшая температура, но для вашего состояния это нормально, — закончила с осмотром она. — Пульс и давление также в пределах нормы. Бульон пила пациент?

Этот вопрос доктор Стрельцова, как указано было на бейдже, задала уже Дженни, медсестре палаты интенсивной терапии.

— Да, пила, когда приходили родители Лады. Мама покормила ее с ложки, — ответила ей Дженни. — А вечерний уже не стала. Не притронулась даже.

Стелла перевела взгляд умных зеленых глаз на меня.

— Я не хочу, — предугадала я ее логичный вопрос.

— А надо, — изогнула одну бровь Стелла. — Иначе ты долго не поправишься, а наше отделение будут обвинять в неумении лечить. Предлагаешь нам кормить тебя с ложечки?

— Я предлагаю вам всем оставить меня в покое, — заявила я.

— Хм, — хмыкнула доктор. — Пока это невозможно — твое здоровье требует присутствие возле тебя медицинских работников.

— А что, задавать глупые вопросы — входит тоже в лечение?

— Это не глупые вопросы, — покачала она головой. — Питание важно для восстановления тканей, хотя бы. Или ты хочешь, чтобы ты и дальше не могла даже сесть нормально? Нравится состояние овоща в твои…

Она раскрыла карту с личными данными.

— …Двадцать три года?

— Нет, не нравится, — отозвалась я с сарказмом. — Еще один глупый вопрос.

— Тогда нужно есть. Завтра уже будет жидкая каша. С бульонов можно уходить.

— Прекрасная новость, — равнодушно ответила я и отвернулась уже от нее.

Как же они мне надоели…

— Что ж… — Встала Лада на ноги. Моя компания ей тоже не особенно понравилась. — Все данные я внесла в карту и передам твоему лечащему врачу. Выздоравливайте. Доброго вечера.

Она даже не стала дожидаться моего ответа и ушла. Впрочем, я бы ей все равно не ответила.

— Константин Николаевич, можно?

Я поднял голову и встретился взглядом с психиатром Тонни Стоуном.

— Да, конечно, — выкинул я стаканчик из-под кофе в урну и указал рукой на кресло напротив своего стола. — Слушаю вас.

— Я по поводу Лады Воронцовой, — сказал Тонни, когда сел.

— Так, — внимательно посмотрел я на него. — В карту внесли?

— Да, сейчас внесу, — ответил он. — Сначала решил зайти к вам… Девушка очень плоха. Я опасаюсь за ее душевное здоровье…

Я устало провел по лицу. Мне только нянькаться с девчонкой не хватало! Жаль ее, конечно, но я врач, а не нянька, сопли пусть ей мама утрет. Но что мне делать-то с ней? Напасть еще…

— Вы изучали ее карту перед визитом? — спросил я.

— Конечно, Константин Николаевич, — кивнул доктор. — Как иначе?

— Тогда вы знаете ее ситуацию, — сказал я. — Какое у нее может быть сейчас состояние? Даже я, не имея отношения к психиатрии, вижу депрессию, и она тут закономерна. Потому и вызвали вас. Вот вы нам и расскажите, как ей сейчас помочь.

— Со мной беседовать она отказалась, — произнес врач. — Замкнулась в себе. Ее депрессия перейдет в иные формы, которые вылечить будет не так легко.