Шрифт:
Прочитав сообщение от деда, возвращаю телефон в карман и решаю подсыпать зёрен в лоток кофемашины, когда за спиной звенит колокольчик.
Роняю пакет и замираю статуей. По ребрам колотит подпрыгнувшее к потолку сердце, потому что, хлопнув дверью, к кофейню заходит Дубцов.
Глава 9
Аня
Я понимаю это раньше, чем он сбрасывает с головы капюшон. Раньше, чем произносит хоть слово.
Смотрю на него молча, разрываясь между желанием нырнуть под прилавок и стоять на месте.
На нем расстегнутая зеленая парка до колена, черная водолазка и синие джинсы. В черных волосах легкий бардак.
Он на ходу небрежно обводит глазами помещение и смотрит на меня в упор, остановившись перед прилавком.
Будто загнанный в угол кролик, смотрю на него снизу вверх. Я совсем не коротышка, но в нем почти два метра, и даже на шпильках я смотрю… боже… смотрела на него снизу вверх.
Он тоже смотрит.
Обводит глазами мое лицо и задерживает их на моем идиотском головном уборе. Меня мучает желание сорвать его с головы, но я все еще не могу пошевелиться.
Его лицо мало что выражает, но главное, чего на нем нет — это удивления.
Он пришел сюда целенаправленно.
От понимания у меня подкашиваются колени.
Он пришел…
Как узнал, что я здесь?!
У меня была куча времени, чтобы думать о том, как я буду без него жить, и сейчас мне хочется что-нибудь разбить, потому что ему не стоило приходить. Не стоило, черт возьми!
— Ты хотела поговорить? — произносит ровно.
От волнения у меня колит в груди.
Желание довериться ему такое острое и жалящее, что я боюсь, как бы мой рот не начал говорить сам собой. Но в голове отчаянно бьется бескомпромиссное напоминание: он уедет в столицу. У него практика в крупной ИТ-компании. Ему двадцать один. Ему не нужен ребенок. Он уедет, а я останусь. Один на один с его матерью!
В эти секунды, пока моя ужасная логика прокручивается в мозгу, я любуюсь его лицом. Пытаюсь нащупать его запах среди запаха кофейных зёрен.
Его брови вопросительно выгибаются.
— Я… — прочистив горло, выталкиваю из себя. — Хотела извиниться…
— Извиниться? — повторяет сухо.
— Да… — выпаливаю. — Извинения — это тяжело. Знаешь, не только для того, кто их приносит. Принимать извинения тоже нужно уметь.
— То есть, я не умею? — интересуется ровно.
— По-моему, нет.
Запрокинув голову, он смотрит в потолок и тихо посмеивается.
Глядя на его точеный подбородок, сглатываю и нервно мну край своего фартука.
Несмотря на то, что меня душат эмоции, я понимаю, что сейчас… мы кажется поссоримся, и это черт знает что.
Опустив подбородок, тычет им в меня:
— Ну, ладно. Давай попробуем. За что ты извиняешься?
Пффф…
Почему с ним так трудно?!
Потому что он это он.
Нести всю эту чушь невыносимо тяжело, но я уже в ней по-колено.
— За то, что… так вышло, — смотрю в его упрямые глаза.
— За то, что “прошла любовь”? — уточняет. — За такое что, извиняются?
Нелепость этой фразы рождает ком в горле. То, что из всего сказанного мной, он ухватился именно за нее, терзает душу.
— Я хочу извиниться, — настаиваю.
— Окей. Извинения приняты.
— Давай дружить… — прошу его очень тихо.
Я знаю, что он пошлет меня куда подальше, но мне нужно иметь возможность хотя бы здороваться с ним время от времени. Зачем? Потому что я больная.
Глубоко вдохнув, он смотрит на меня с деланной задумчивостью, но в ту секунду, когда его глаза касаются моих губ, живот взрывается мурашками.
Быстро подняв глаза, Дубцов бросает:
— Легко. Это все?
Только получив этот ответ я понимаю, что в тайне ждала другого. Если он согласен “дружить”, то это разве не безразличие? Я бы не смогла быть ему другом. Никогда. Я бы не смогла находиться рядом с ним не имея возможности касаться во всех возможных смыслах. Делать с ним вещи, которые мы делали. Только так я хочу его себе! Всего целиком!
— При покупке двух капучино, десерт в подарок, — проговариваю хрипло.
Вспышка, которая проносится в его глазах, останавливает сердце.
— Сними эту хрень с головы. Дружеский совет.
Мои щеки вспыхивают.
Развернувшись, он шагает к двери, а я кусаю до боли губу, боясь крикнуть ему вдогонку что-нибудь соразмерное. Если я это сделаю, то ни о какой “дружбе” речи быть не может. Когда-то я думала, что нет ничего хуже, чем сходить по нему с ума безответно, но “дружить” с ним будет просто чертовой пыткой, потому что быть с ним паинькой теперь я, кажется, разучилась. Кажется, только с ним я бываю такой — не паинькой. Почему? Не знаю!