Навстречу неожиданно попадается сосед-собачник и так же быстро исчезает.

Найдя тачку среди других на стоянке, забираюсь в салон и откидываюсь на сиденье, на секунду прикрыв глаза.

У меня было дофига времени, чтобы осознать ситуацию, но я что-то нихрена не осознаю.

Ребенок?

Че это вообще за явление? Че с этим явлением делать? Как вплести его в свою жизнь?

У меня шок и ступор. Шок и ступор, твою мать, но первое, что я почувствовал, когда девушка Баркова намекнула на мое возможное “отцовство” — чертов трепет между ребрами.

Я заделал Калининой ребенка. С первого раза. Просто фантастика!

От меня беременна девушка, которая меня отшила и которая решила, что знать мне об этом не обязательно. Так я думал тогда. Если мне не обязательно об этом знать, то вариантов выхода из положения у нее не так много.

Их два: либо плюс, либо минус.

И она, судя по всему, выбрала минус.

Две недели назад она притащилась в мужскую раздевалку не для того, чтобы разбрасываться своими дебильными извинениями, а чтобы рассказать.

Не рассказала.

Что она собиралась делать, я знаю.

Уверен, что аборт.

Теперь, зная все подводные камни ситуации, тону в понимании, что не могу ей этого простить.

Я и не хочу.

Я не хочу ее прощать. Кого угодно, только не ее. Слишком глубоко она под кожей, и каждый гребаный раз отдирать ее от себя больнее, чем жрать стекло.

Я не хочу больше нырять в нее с головой. И я не буду. Не пускает внутренний барьер, который вот так с ноги не проломить.

Это нифига не меняет.

Она беременна, и эта проблема сама собой не рассосется.

У меня только один вариант решения этой проблемы для нас обоих — классический.

— Пффф… — смотрю на приборную панель.

Классический вариант в моей ситуации — прыжок с обрыва.

Я, считай, бездомный. У меня были планы на ближайшее будущее, и они не включали в себя ребенка, но виноват я, а не Калинина.

Твою мать, это не будет для меня гребаной жертвой. Я хочу ее так, что от недотраха готов подушку отыметь, представляя, как на кулак наматываю рыжие шелковые волосы.

Это не жертва, нет. Это эгоизм. Я понимаю, и мне плевать.

Я понятия не имею, что делать с “семьёй”, но мне и на это плевать. Вариант у нас только один. И это не минус.

Может быть, она считает иначе, тогда ей придется сказать мне это в лицо. Я уже сдох один раз, и второй раз подыхать не собираюсь. Если она хочет минус, тогда пусть валит на все четыре стороны.

Дернув рычаг, по парктроникам выгоняю машину с парковочного места.

Боясь задеть чей-нибудь бампер, осторожно пробираюсь к воротам.

Желтые лампочки маячат в тумане, когда запускается механизм.

На дороге ситуацию спасают фонари и светофоры, но это все равно бредение почти в слепую.

Добравшись до кофейни, понимаю, что оставлять машину припаркованной у тротуара — русская рулетка. Словить “поцелуй в задницу” “Поршу” здесь проще простого.

Окна кафе светятся желтым.

Дернув на себя дверь, захожу внутрь и осматриваюсь.

На окнах и стенах красно-розовые сердечки. Смахивает на “День всех влюбленных”. Он, кажется, через неделю.

Калинина стоит за кассой, одетая в рабочий фартук и дурковатую круглую хреновину на голове.

Блять.

Ей вообще обязательно здесь работать?

Я пока не знаю, и мне нужно подумать.

Подняв глаза, чертит круг по моему лицу. Проезжается ими по моему телу.

Упрямо поджав губы, отворачивается и говорит:

— Ты рано. Мне еще полчаса работать.

Фарфорово-бледное лицо в обрамлении волнистых рыжих волос похоже на сердечко с пухлым ртом. Она похудела, теперь вижу это отчетливо. От этого лицо не особо выиграло, потому что быть сердечком на тонкой шее ему идет больше, чем проступившие скулы и чуть впалые щеки. Может быть, кто-то со мной не согласится, но это мое чертово мнение.

— Поверь, клиентов у тебя сегодня больше не будет, — сую в карманы руки. — Сворачивайся.

— Ого… — выйдя из кофейни вслед за мной, Калинина расширяет глаза.

Крутя головой и перебрасывая через плечо сумку, смотрит по сторонам. На тротуар и проезжую часть, по которой улитками тащится транспорт.

Движение эпично медленно, и я с трудом представляю, как до ее дома добраться. Ожидаемо приходит мысль о том, как бы она добиралась до дома в этом тумане, не будь здесь меня.