У него подбита скула, потому что, судя по всему, он с кем-то подрался, и меня это шокирует. Это не в его стиле. Совсем не в его. Если бы это помогло решить мои проблемы, я не отказалась бы избить боксерскую грушу, но мне остается только молотить свою подушку.

— Она пришла ко мне…

Боже. Почему это так сложно?!

Посмотрев в лобовое стекло, продолжаю:

— Она пришла ко мне после того юбилея. Сказала… что я тебе не пара и если увидит меня рядом с тобой еще раз, то выселит из дома.

Сглотнув вязкий ком в горле, смотрю на свои руки.

Те дни были такими ужасными, что вспоминать о них отвратительно.

— Че за бред? — бормочет Кир.

— Наш дом, он нам не принадлежит. Он принадлежит универу, а мы… просто арендаторы. Я бездомная, вот так, — смотрю на него, вскинув подбородок.

В жизни бывают вещи и похуже, я это знаю. Например, потерять родителей и… почти их не помнить.

Мои глаза в панике считывают его реакцию.

В его мире быть бездомным вряд ли возможно, а в моем, как оказалось, очень даже.

Его глаза наполняются пониманием, но не сразу.

Лоб прорезают складки, зубы сжимаются.

Молча смотрим друг на друга, и в моих ушах стучит сердце, но прежде чем он скажет хоть слово, выпаливаю:

— Она не должна узнать о нашем разговоре. Она выбросит нас с дедом на улицу, понимаешь? Пообещай…

Она его мать, но я не хочу выбирать выражения.

Не хочу, черт возьми!

Я ее ненавижу, и не собираюсь этого скрывать.

В его глазах вспышки. Я вижу усиленную работу его мозгов, пока он просто молчит, размеренно, но громко дыша.

Отвернувшись к окну, кладет руки на руль и хрипло спрашивает:

— Что еще она сказала?

Его спокойствие пугает меня даже сильнее, чем злость.

Облизнув губы, говорю:

— Что весной ты уедешь на практику в столицу. И… забудешь меня. А она не забудет. Сотрет меня в порошок. Так она сказала.

— Забуду тебя? — спрашивает, резанув по моему лицу взглядом.

— Да…

— И ты поверила?

Горечь в его голосе душит меня.

— Я не знаю! — прячу лицо в ладони, делая рваный вдох.

— Почему не рассказала сразу? — спрашивает ледяным голосом.

Этот холод действует на меня, как укол злости.

Вскинув голову, рычу:

— Ты не слышал меня?! Она сказала, что вышвырнет нас из дома! У меня другого нет, Дубцов! У меня вообще ничего нет!

— То есть, ты трус? — цедит, глядя на меня с усмешкой.

От обиды мне хочется дать ему по лицу.

Он высокомерный. Всегда таким был.

— Да, трус! — кричу ему в лицо. — Самый жалкий на свете! А вы шайка уродов! Теперь катись, как обещал! — дернув за ручку, толкаю дверь его новой машины, собираясь убраться отсюда как можно дальше.

Схватив меня за локоть, тянет назад и орет:

— Ты из меня душу, блять, вынула! Если бы я не узнал, ты бы вообще не объявилась? Кто ты после этого? Говори?!

Прячусь от него, закрыв глаза.

Его слова бьют так больно, что терпеть просто нет сил.

Я предатель. Вот кто я.

— Что ты собиралась делать дальше? — цедит, сжимая мой локоть. — Аборт?

— Я не знаю! — вырываю свою руку. — Не знаю, понял?! Ты знаешь? Что мне делать, а? Ты уедешь… на практику. В столицу! — пихаю его плечо.

— И че? Брошу тебя? Одну? Беременную? Бездомную, блять?!

— Я не знаю! — со слезами запрокидываю голову.

— Да, так и есть. Ты меня нихрена не знаешь, — отталкивая от себя. — Нихрена ты обо мне не знаешь, — откинув на сиденье голову, закрывает глаза, будто видеть меня не хочет.

— А ты обо мне? — бросаю ему с горечью.

— Я о тебе? — бормочет бесцветно. — Кое-что знаю. Ты дура.

— Пошел ты, Кир, — толкнув чертову дверь еще раз, выбираюсь из машины.

На этот раз без препятствий.

Спрыгнув на землю, вешаю на плечо сумку и на ходу застегиваю куртку. Ухожу подальше от парковки и универа. В противоположную сторону от своего дома, потому что не хочу в него возвращаться. Под мерзким февральским дождем бреду по тротуару, смакуя на языке кучу обвинений, которые могла бы предъявить, если бы мне дали второй шанс. Впервые не думая о его чувствах, а только о своих.

Если я вынула из него душу, то из себя вынула тоже.

Думать о НЕЙ я не хочу.

Если она вышвырнет нас из дома, значит я боялась не зря. Это не спасет нас, но, по крайней мере, меня никто не сможет назвать дурой, даже ее сын.