Иван, просматривая расшифрованные хронограммы, принялся раскладывать их по папкам. Так, это лингвистам, а это - он вчитался: "зерь-трава, сорочьи слезы, полынница..." Пробежав десяток строк, решил - ботаникам.

А вот это, поди пойми кому - фольклористам ли, географам, историкам? Иван забормотал под нос: "Под морем под Хвалынским стоит медной дом, а в том медном доме закован змей огненный, а над змеем огненным лежит семипудовой ключ от княжева терема, Володимерова, а во княжом тереме, Володимеровом, сокрыта сбруя богатырская богатырей ноугородских, соратников молодеческих.

По Волге широкой, по крутым берегам, плывет -лебедь княжая, со двора княжева. Поймаю я ту лебедь, поймаю, схватаю. Ты, лебедь, полети к морю Хвалынскому, заклюй змея огненного, достань ключ семипудовой, что ключ от княжева терема, Володимерова. Не моим крыльям долетать до моря Хвалынского, не моей мочи расклевать змея огненного, не моим ногам дотащить ключ семипудовой.

Есть на море, на окиане, на острове на Буяне, ворон, всем воронам старший брат. Он долетит до моря Хвалынского, заклюет змея огненного, притащит ключ семипудовой, а ворон посажен злою ведьмой киевскою. Во лесу стоячем, во сырем бору стоит избушка, ни крытая, ни шитая, а в избушке живет злая ведьма киевская. Пойду-ль я во лес стоячей, во бор дремучей..." - Сходи, сходи!
– Иван вздрогнул, оглянулся - в углу, приподнявшись па локте, ухмылялся Алексей.

– Спя,- смутись, буркнул Иван.

– С тобой заснешь,- отозвался тот,- орешь, как на площади.

– Как работать, тебя не добудишься,- проворчал Иван, сердясь впрочем больше на себя: "Тоже мне, вздумал вслух колдовать..." Алексей поворочался, пробурчал что-то, Иван не расслышал, пригляделся - кандидат носом в стенку уткнулся. "Спи, спи",- подумал Иван и сунул "заговорную" хронограмму в первую попавшуюся папку - потом разберемся...

Привычно перемигивались от стены до стены цветные огоньки, еле слышно гудел трансформатор, легко посапывал в своем углу Алексей, на топчане под окошком изредка всхрапывал Антон Давидович. А за стеной, в двух шагах, затаилось или замерло до поры до времени то, что уже несколько раз врывалось в спокойное и даже монотонное их житье-бытье, и каждый раз в ином облике.

Но за многоликостью этой всегда стояло одно и то же: Опасность. Опасность, непредставимая заранее и тем.еще более неожиданная и грозная. Иван поежился, вспомнив внезапно распахнувшуюся грохотом копыт и нечеловеческим воем рыжую степь. Отогнав это малоприятное воспоминание, подумал - интересно, управились уже муравьишки с доверенным им делом? Надо бы завтра сходить посмотреть.

Собственно, ему самому этот двухцентнерный доисторический черепок был, что называется, до лампочки. Но вот уж Антону Давидовичу и Алексею нежданный трофей, хлопнувшийся на берег озерца в тот самый момент, когда его хозяин намеревался отужинать их собственными персонами, был нужнее нужного. Антон это сразу сообразил, а Лешка долго еще дулся, пока дошло, что этот самый пятнадцатипудовый черепок с зубками-не что иное, как неопровержимое доказательство, вес которого и не сравним с весом физическим. Элементарное исследование "трофея" покажет, что ящер благополучно здравствовал не полсотни миллионов лет назад, а еще в нынешнем году. И факту этому только два объяснения, выбирай любое: или кто-то смотался в доисторическую эпоху и приволок оттуда этот свеженький сувенир, или... Иван тряхнул головой, отогнал незаметно подкравшуюся дремоту и вдруг подумал: могло ли даже в худом сне присниться такое? Впрочем, не во сне. а наяву ему довелось ткнуться носом в вещи, если и не похлеще, то уж во всяком случае такие, что во второй раз пережить,- извини-подвинься...

Звоночек хроноприемника молчал. Иван посидел, посидел, посмотрел: спят мужики. Сдвинул регулятор громкости к нижнему делению - "звякнет - услышу" - и пересел на свой топчан, привалясь к бревенчатой стене так, чтоб пульт был виден.

Еле слышно гудел трансформатор, перемигивались неоновые глазки, мысли брели неспешно, не перескакивая, а как бы переползая с одного на другое... Вот уже месяц исправно пашет хроноприемник. Иван вспомнил, какой ошеломительной радостью ударили первые, как жадно вчитывались в тексты, едва дождавшись расшифровки.

Потом это, как и следовало, стало просто работой. Только иной раз, прочитав коротенькое сообщение биора, Антон Давыдович хмыкал восторженно, и понятно это было и Алексею и Ивану: стоит только вспомнить, откуда пришло сообщение, так не хмыкнешь, а заорешь - "Рюгевнт - бог войны, с семью лицами, с семью мечами, висящими на бедре и с восьмым обнаженным в руке. Дубовый кумир его весь загажен ласточками, вьющими на нем гнезда. Потрепут - о четырех лицах и с пятым лицом на груди - считается богом четырех времен года"...

Но в последние дни - Иван это сразу приметил - шеф стал что-то чересчур пристально перечитывать расшифровки. Сначала Иван решил, что виной тому явно оборванная хронограмма, пришедшая неделю назад. Действительно, это не насторожить не могло - что хорошего, если техника забарахлит или того хуже - проход закрывается.

Он тогда прямо и спросил: "В чем дело?" Антон Давыдович нехотя сказал: "Есть кое-какие подозрения, говорить рано".

"Чем же его эта хронограмма расстроила?" - подумал Иван, привстал, вытянул из стопки папок красную - в нее складывались хронограммы, требовавшие дополнений. "Чем же она его обеспокоила?
– думал Иван, вытащив листок,- непонятностью, что ли?" Света от мигающих лампочек было маловато, но переноску Иван включать не стал - разобрать все-таки можно: "Егда слышим песнивые птице, различными гласы поюще песни красные: елавне же поюще, косы же и сое, влъги и жлъны, щоры же и изоки, ластовицы же и сковранце и ины птице..." Дальше шел пропуск явный, потому что последние строки никак не вязались с предыдущими, это скорее комментарий биора: "подсечно-огневое земледелие, носящее стихийный характер и часто мотивируемое враждебностью леса людям..." Легкое подозрение неясно забрезжило - не ухватить, не понять, но догадка где-то близко, потому что в памяти вдруг ни с того ни с сего всплыла перепалка между шефом и Черняковым, неожиданно вспыхнувшая во время обсуждения окончательной доводки программы биоров.

Черняков, бледный от злости, чуть не орал: - Природу охранять невозможно и не нужно. Если сужать проблему, можно сказать так: человек заблуждается, думая, что он может охранять природу, забывает, что он часть природы и является фактором эволюционным. Наличие человека является частью эволюционного процесса точно так, как и любое другое живое существо или неживое явление, как любая геологическая категория.

Как, скажем, землетрясение, ветер, гроза и так далее. Это все принципиально на одном уровне стоит! Конечно, если говорить не об охране природы, а об охране среды - это на первый взгляд, естественно. Стремление к охране среды обитания диктуется инстинктом самосохранения. Да, возможно, сегодня мы, я, в частности, предпочел бы жить в привычных мне природных условиях. Но это же субъективная, сиюминутная точка зрения человека, живущего в этих - ему привычных - условиях. А ведь и сегодня на земле представления об окружающей среде не только не однозначны, они в полном смысле слова полярны! Для эскимоса, живущего на крайнем Севере, средой обитания являются вечные льды, снега и так далее. И он моментально переселился бы к праотцам, будучи вывезенным в Сахару. То же самое произошло бы в обратном случае с сахарским туарегом, среда обитания которого раскаленные пески и все этому сопутствующее. Тут миллион вариантов! Как их совместить? Но, в продолжение той же параллели "эскимос туарег": вполне вероятно, что в результате естественного развития земной шар, например, будет через миллион лет представлять собой зеркально отполированный шар. И с точки зрения тогдашнего обитателя Земли - это будет единственно прекрасно и абсолютно естественно! И наши попытки законсервировать природу в ее нынешнем, приятном нашему глазу состоянии не что иное, как попытка остановить естественный ход, вещей, затормозить и вовсе остановить эволюцию планеты...