— Уверенна, зеленоглазая? — прохрипел Кирилл. — Я нежничать не буду, выдержишь?

— Да, давай, прошу, — задыхаясь, я подалась вперёд и ухватилась за его член, подвела к своему пульсирующему входу, и он, стараясь не торопиться, отодвинул полоску трусиков, вошёл, медленно растягивая меня. Блаженно выдохнул, и толкнулся сильнее, сжав меня в объятиях.

Мне кажется, я кончила сразу, но когда Кирилл начал двигаться, резко и быстро, как и обещал, меня, словно закоротило. Я выгнулась в мостик, под ним, сжимая его там так сильно, как могла, продолжая сама направлять на него бёдра, ухватившись за напряжённые плечи.

— Что ты творишь, зеленоглазая? — это было произнесено с таким надрывом, с такой неподдельной болью, что мне захотелось ещё этих слов, таких искренних, неподдельных.

— Бля, я же сдохну сейчас на тебе, моя погибель, — низко стонал Кирилл, вбиваясь глубже, — сдохну… сдохну от кайфа…

А я даже говорить не могла, только громко стонать, и принимать его, и гореть в очередной раз под ним.

Думала, что наша встреча будет романтичной, с долгой прелюдией, горячей и порочной. Искала подходящий комплект белья, планировала вечер. А мы как оголодавшие звери накинулись друг на друга, стремясь скорее соединиться.

Мне кажется, я умерла от разрядки, такой яркой она была, и свой громкий крик я слышала словно со стороны. Вцепилась в каменные предплечья Кирилла, и снова выгнулась, поражённая взрывом эмоций, что превращали разум в кисель, а тело в пушинку.

Я оглохла и ослепла на мгновение. Перед глазами всю плыло, а в кровь, литрами выбрасывались эндорфины, даря блаженство и чувство безмерного счастья.

Приходя в себя, первым делом почувствовала тяжесть тела Кирилла на мне, его бешеный стук сердца и рваное дыхание. Наши влажные тела были так крепко притёрты, что когда он поднялся, я почувствовала некую фантомную боль. Ухватилась за него, притянула обратно.

— Нет, не уходи, давай просто так полежим, — просипела ему на ухо.

Он поднял лицо, перенес вес тела на локти. Он всё ещё был во мне, и трепещущая плоть ещё отдавал редкой пульсацией.

Кир провел пальцами по моим скулам, искусанным губам, убрал со лба упавшие пряди.

— Не умею я быть нежным, — пробормотал он, — а с тобой иногда топит так, что хочется горы ради тебя свернуть!

— Ты итак их сворачиваешь, — улыбнулась я, и потерлась об его ладонь, поцеловала пальцы, — и ты нежный, вот сейчас…

Нас вдруг перебил нарастающий гудёж

— Что это? — удивилась я.

— Наверное, телефон, — Кирилл даже ухом не повёл, продолжил гладить мою шею, но замолчавшая на секунду вибрация, снова возобновилась.

— Может что-то серьёзное, — выдохнула я, рисуя восьмёрки на его расслабленной спине.

Он всё же отлепился от меня. Чувствовалось это уже не так болезненно, но было жаль вот этого момента единения.

— Если нет, поубиваю всех на хуй, — проворчал Кирилл, сползая с кровати.

Ему тоже жаль было этого момента.

Он склонился, ища в ворохе одежды, разбросанной по номеру телефон, а я наблюдала за ним, в сотый, в тысячный раз, любуясь этим статным мощным телом, разрисованной влажной кожей. И в сотый, в тысячный раз, я поняла, что пропала. Не просто влюбилась, а полюбила его. Что не смогу жить без него, не захочу, больше никого.

Только его.

Только он.

Мой единственный, неповторимый.

Такой несдержанный горячий, порой похож на ураган, может разметать всё вокруг, не посмотрит, что летит всё, крушится в щепу. А может быть вот таким как сейчас, сдерживающим свой крутой нрав, укрощать себя, стараться быть нежным, заботливым.

Я уже давно не жду от него каких либо признаний, по моему он достаточно доказал, мне, что я не просто для него проходящая девка. И поэтому, я не слушаю слова, я вижу его поступки. Возможно, когда он будет готов, захочет сказать это сам.

— Бля, десять пропущенных, — Кирилл, наконец, выпростал телефон из одежды. — Макс из охраны… — растерянно проговорил он, и я тут же вынырнула из своих сахарных мечтаний, понимая, что просто так охрана звонить не будет.

После резкого приветствия Кирилла, в трубке, послышался взволнованный мужской голос, и Кир нехорошо так замер, обернулся ко мне, и взгляд его совсем не жёг, он замораживал.

— Сейчас приедем, — сказал он, эти два слова, и мне стало совсем не по себе.

— Что случилось? — я соскочила с кровати.

— Только не гарцуй, ничего смертельного, — Кирилл присел рядом на кровать, и даже погладил мою лодыжку, — Ромка орёт на весь дом, тебя потерял, Андрей не может его успокоить, мужики из охраны переполошились.

Эти слова словно отрезвили меня. Схлынула одним махом вся эта расслабленность, и тело словно одеревенело. Словно и не было в нём этой чудесной сладкой неги. Не было невыносимого напряжения, сменившимся яркой вспышкой и ленивой истомой. Весь вечер мне показался какой-то чередой ошибок, потому что вот вёл к этому итогу.