Он миновал улицу Старого Порта, где у лавки башмачника она делала поворот, выводя на площадь Красного полумесяца и затем к кварталу пивоваров. Из распахнутых дверей Старой Каракатицы неслись разухабистые куплеты захмелевших торговцев, привалившись к стене, дремали двое упившихся мужичков… Оставалось пройти еще пару кварталов, пересечь улицу Горшечников, а там до Вишневой рукой подать.

Усмехаясь про себя, Бренн прошел мимо двух скорпов, которые заигрывали с грудастой белошвейкой, — пышная молодая женщина по пояс высунулась из окна, белея в полумраке смеющимися личиком и соблазнительными округлостями в вырезе лифа. Добравшись до улицы Зеленых крыш и привычно сокращая путь, свернул в глухой узкий переулок Черного кота, и почти на выходе увидал вставшую поперек однолошадную повозку. Бренн невольно замедлил шаг, не слишком понимая, с чего это вдруг ему стало не по себе, когда он миновал чернеющую в стене нишу…

Краем глаза засек лишь стремительную тень. Удар по затылку! Резкий пинок под колени сбил его с ног. Жесткие пальцы тут же стиснули шею, пригибая к земле, — Бренн слышал только тяжелое топанье и луковый дух напавших на него мужиков. Бешено вырываясь, он чувствовал, как паника приближает выброс яджу. Но ему сразу заломили руки, почти вывернув из плеч, и он заорал от боли. В рот тут же вбили комок колючей мешковины, на шею накинули ременную удавку, стянув так, что он едва мог дышать носом. Один из грабителей — а кто еще это мог быть — наступил сапогом ему на спину, продолжая затягивать удавку и одновременно шарить по карманам.

— Ша! — услыхал Бренн сиплый шепот, — живьем велено доставить…

Кто-то с досадой крякнул, но ослабил удавку. Полузадушенного, его проволокли дальше и швырнули на дощатый пол повозки. От нехватки воздуха и острой боли в голове в глазах замерцали пятна. Яджу отхлынула, растворилась в крови, не найдя выхода, и он провалился в беззвездную безлунную ночь.

***

Он очнулся, когда его грубо скинули на мостовую, протащили по лестнице и втолкнули в полутемную низкую камеру за решеткой, где в углу на цепи сидели двое крепких, судя по виду и одежде, молодых селян, и отдельно от них — три девы лет пятнадцати, одна — светлокожая рыжуха, две других — смуглые южанки, с широкими лицами и яркими глазами. Юноши хмуро, без интереса глянули на него, а девушки даже не подняли глаз, уткнув лица в поджатые колени и завесив лица густыми прядями.

Мысли прыгали в голове, как земляные блохи. Разорванные кляпом углы рта горели и жгли, стянутые кисти онемели — Бренн вообще их не чувствовал. Затылок раскалывался от боли. Его сильно тошнило, а из-за тряпки во рту он боялся захлебнуться рвотой. Удавка, хоть была и ослаблена, но продолжала стягивать шею, не давая нормально дышать. Бренн попытался придвинуться к парням, елозя на заднице, и замычал, надеясь, что кто-то из них вытащит кляп и ослабит душивший его ремень. Но те лишь угрюмо покосились на него, а девушки не шевельнулись.

Что за хрень?! Все произошло так быстро, что он ничего не успел понять. Грабители? Чушь! Ни один грабитель не станет подкарауливать жертву в грязном переулке, заваленном старыми бочками… Может, его с кем-то перепутали? А вот на это похоже, особенно когда вспомнились последние слова одного из нападавших — доставить его живьем. Точно — ждали кого-то другого. Валяясь на земляном полу, Бренн лихорадочно пытался додуматься до чего-то, что прояснило бы ситуацию, но четко осознавал лишь одно, — никто не знает, где он, а Морай и Дуги начнут искать его только утром, и вряд ли от этого будет толк. А за это время с ним сотворят, все, что угодно.

Услышав тяжелые шаги, Бренн поджался. За решетчатой дверью, направив фонарь ему в лицо, остановился рослый офицер в красно-серой форме. Скорп-сержант из Службы правопорядка. Желто-серые глаза, выпуклый подбородок с ямкой, длинные, ухоженные, свисающие ниже подбородка рыжеватые усы. Офицер отпер замок, и мазнув взглядом по девушкам в углу, наклонился над Бренном, довольно щурясь, как сытый кот.

— С сего момента ты, грязный ушлепок, — злостный преступник, обвиняемый в бродяжничестве и воровстве, — спокойно заявил ему вислоусый. Бренн возмущенно замычал, пытаясь вытолкнуть языком тряпку. С нескрываемым злорадством офицер продолжал:

— Пытаешься возразить, отброс? — скорп пригладил пальцами кончик уса, — зря! Ты, как я вижу, здоровый парнище, который таскается по городу, нигде не работает и не имеет дома… А не работающий на благо короля подданный может выжить только за счет воровства или грабежа добрых людей. Значит — ты вор, и по закону, тебе следует отрубить руку и отправить в шахты Змеиных гор. А может ты вообще убийца? Или насильник? — скорп задумчиво поковырял в зубах.

Бренн яростно замотал головой, широко раздувая нос, чтобы словить хоть немного воздуха. Ну точно его с кем-то спутали! И вообще, неужто этот страж порядка и спокойствия держит его за тупорылого лоха? — ведь при всей суровости лаарских законов, для суда обязательно требовались доказательства, свидетели… Да и где сам суд, в конце концов. Никто не может беспричинно обвинить в воровстве или убийстве свободного подданного… Даже Судьи Ордена Непорочных ищут свидетелей, выявляют улики и только потом выносят справедливый приговор… Перед глазами на миг мелькнуло потное изуродованное лицо пекаря. Ну да, улики… справедливый приговор…

Скорп нагнулся к нему, так что стал слышен сладковатый душок помады для волос. Приглаживая ладонью блестящие усы, офицер добавил, растягивая слова: — Но у меня хорошее настроение, вор, насильник и убийца, и потому я подарю тебе твою сраную жизнь и продам тебя Тухлому Крабу! Может быть, он выдрессирует из такой никчемной блохи, как ты, умелого живца. Владельцу Казаросса постоянно требуются крепкие порхи для кровавых игрищ.

Ткнув сапогом в грудь Бренну, он опрокинул его на спину и, надавив каблуком на живот, спросил: — Как тебе такая идея, ушлепок? Ты должен лизать мне сапоги за то, что тебя не покалечили, не отправили подыхать в шахты и за то, что каждый день ты будешь видеть родной Бхаддуар. Правда, недолго…