— Нам и этих гадов за глаза хватит, — буркнул Микко, — а акулу, если ничего другого не остается, надо бить в рыло, как собаку — в нос, — это срабатывает, хотя и не всегда…

— Тебе-то откуда знать… — Коста не изменил своего пренебрежительного отношения к Микко, уперто стараясь не замечать, что тот за время дрессировок стал лучшим подводником.

— Я-то знаю, и даже сам видал, как это делают… — не глядя на Косту, спокойно ответил Микко. — Правда в тех местах, где я ловил морских ежей, водились только щелеглазые и черные кошачьи акулы, они небольшие и не слишком злобные. Однако учили нас учили опытные рабы-ныряльщики, потому я знаю, что акулий нос чувствительный, как у собак…

Микко помолчал, вспоминая неприятное, и добавил: — А если не выйдет в рыло, то бить в глаза, рвать жабры…

— Правильно тебя учили, — кивнул Гайр, соглашаясь с ним, — а еще я слыхал, что особо нежное местечко у акул — ихний подбородок, навроде как у девок между ляжек. И матерые кортавида умудряются так пощекотать гадину под подбородочком, что она прям млеет, как полная дура…

Все не слишком весело хмыкнули. — Не успеешь ты ни в нос вдарить, ни щекотнуть… — хмуро буркнул синекожий угрюмый Ану, — пока тянешься к ней своими грабками, она тебе бошку откусит…

— Я надводником стану, — расчесывая подживающие ранки, твердо заявил Микко.

Бренн оторвался от миски: — Ты же с детства под водой! Тебе сам Жизнедатель велел ныряльщиком стать…

— Вовсе не Жизнедатель, — синеглазый криво усмехнулся, — а два урода… Один, которого я называл отцом, и который меня продал, а другой — который купил и замордовал до усрачки добывать этих сраных ежей! Как-то один умник — старый увечный порх, что учил цифре хозяйских деток, посчитал, что за пять лет я давился морской водой и подыхал не меньше пяти тыщ раз! — Микко почти кричал.

— Хва визжать как девка! Всем хреново приходилось, — оборвал его Гайр, и чуть смягчил тон, увидав потемневшие глаза Микко, — подыхал-подыхал, да выжил, даже калекой не стал, — скажешь не чудо?! Думаю, с твоей сноровкой и опытом ты сумеешь продержаться и стать «мастером». Пусть на это уйдет чуть больше времени, но…

И Бренн вдруг понял, что как-то постепенно он перестал злиться на судьбу и богов. Ему повезло. Он не сдох, он в Игре, и ему — порху-убийце подарили время, отсрочив конец. И если раньше при переизбытке яджу приходилось кипятить воду, разбивать, ломать и крушить, чтобы сбросить ее излишки, то страх выдать себя научил его осторожности, вынудил распределять силу внутри самого себя. Использовать ее по капле. Когда нужно.

Крохотный огонек надежды едва теплился, но Бренн не позволял ему погаснуть.

Ариания, провинция Нибиру, цитадель Девичьи сады

Сердце дрожало от предвкушения интересного путешествия и возвращения домой. Возвращения свободы и родительской любви. Наконец-то она, как чайка, вылетит за высокие угрюмые стены Девичьих садов и через леса и реки, через горные хребты Змеиных гор понесется к Серебряной гавани, к свежему ветру океана и пенистым волнам, — к родному Бхаддуару.

Почти пять лет назад, когда десятилетняя Илайна садилась в кортеж, который должен был везти ее в далекую Арианию, в горле сжималось так сильно, что ее начинало тошнить от страха и тоски — чужие места, чужие люди и ужасное одиночество — так она представляла себе жизнь в Воспитательном доме для дев благородных кровей. В Девичьи сады — прославленную цитадель образования — уже на протяжении многих веков отправляли своих дочерей богатейшие семейства, дома и династии из Ариании, Хибэя, Мальдагара и даже дальних островных государств Оккру и Шалисс. Здесь же обучались прионсы Лаара и принцессы Ариании. Репутация заведения на протяжение веков оставалась безупречной. Вне зависимости от внешних отношений между странами, войн и бунтов, юные девы оставались в безопасности, которую обеспечивал не только особый корпус стражи вокруг цитадели, но и непревзойденные защитные конструкты Ордена Непорочных.

Во время поездки, длившейся почти три недели, за пеленой слез и страха Илайна даже толком не осознавала, что видит вокруг себя, хотя ее пятнадцатилетняя служанка Гретта не переставала то ужасаться, то восхищенно ахать, то рыдать. Отца и мать Илайна ни разу не видела за эти годы — традиции Девичьих садов были весьма суровы, а путешествие туда и обратно — слишком долгим, чтобы властители Лаара могли отлучаться на свидание с дочерью. Во время прощания перед отъездом в далекую Арианию отец Илайны — суровый король Готфрид — не скрывал блестевших от слез глаз — так сильно он переживал долгое расставание с дочкой, а маленькая прионса перебирала пальцами его рыжую бороду и ревела в нее, как простолюдинка. Мать держалась, как всегда, сдержанно, но Илайна видела, что она изо всех сил крепится, часто моргая, чтобы не заплакать самой. Королева Элмера утешала ее своими рассказами о долгих десяти годах, что она провела в стенах Девичьих садов, куда ее отправили не взрослой девочкой, как ее, а пятилетней малышкой. И после таких историй Илайне становилось немного легче, ведь пять лет — это тебе не десять.

Бесконечное число дней, которые прионса томилась в цитадели благовоспитания и образования, вереницей мелькали перед глазами. Она помнила все — звуки, запахи, разговоры, тяжелый труд и увлекательные занятия, дивные часы, наказания и поощрения.

***

Похожая на длинную желтую кость, женщина, в серой хламиде и туго стянутом платке, скрывающим волосы, строго смотрела на прионсу. Это была старшая наставница Морна. — Ее Величество, владетельница Лаара Элмера Милостивая приказала научить вас всему, что может пригодиться в жизни будущей королевы. Вы пройдете курс по множеству учебных предметов, но главное — вас научат высшим качествам, которые отличают ноблесс от худородных: стойкости, смирению, сдержанности, а также умению быстро принимать правильные решения и подчинять всех окружающих — от презренного порха до представителей высшей знати.