Лягушка эта, ну прямо как я, — мимолетно подумалось Айлин, — сидит, дура, не шевелится, вместо того чтобы мчаться отсюда со всех лап… Как я…

С худой морщинистой шеи старуха сняла простую цепочку, прячущуюся в глубине ее лохмотьев, и покачала перед лицом девушки сверкающим в полутьме темно-красным камнем, оплетенным железной проволокой, грубость которой лишь подчеркивала его сияющую красоту. — Кровь Змеиных гор, — просипела бабка. Айлин на миг показалось, что в затянутых белесой пленкой глазах урхуд отразились алые вспышки самоцвета, облитого дрожащим светом оплывающей свечи. Драгоценный камень занял скромное место между высохшей когтистой лапкой ящерки и кучкой мышиных фекалий. Взяв свечу, Гримхильда наклонила ее и капнула горячим воском на голову жабы. — Ищщи!

Издав утробный рев, от которого Айлин чуть не свалилась с табурета, жаба стала послушно прыгать по кругу на столе. На миг она останавливалась у разложенных гадалкой предметов и протяжно ревела. Когда лягушка, наконец, уселась на свое место в центре круга, старуха покачала трясущейся головой и уставилась на девушку слепыми глазами. — Не видать почти ничего… Все окрест тебя кручено-верчено да пеленой затянуто…

Раскачиваясь всем телом взад-вперед, старуха монотонно забубнила:

— То ли жизнь, то ли смерть,

— То ли тьма, то ли свет,

— Чужая мать, чужой отец,

— Чужой муж, пустое чрево…

— Полетишь птицей, поползешь червем…

— Враг страшный в дому обретается…

— Друг верный в крови купается…

Голос старухи стал тише, слова все более неразборчивы, и вот она уже опустила голову, будто заснув, но ее белые глаза не закрылись. Так же внезапно Гримхильда вздрогнула всем телом, и опять вперила слепой взгляд в Айлин.

— Ляж на стол да подыми платье, дева, — приказала бабка, одним взмахом худой руки сметая со стола разложенные на нем предметы. Жаба шлепнулась на пол, и возмущенно рявкнув, тяжело попрыгала за порог.

— Ляж! — повторила старуха, — не бойсь, — старая Хильда тебе обережь нацарапает, — хоть чуть, да охранит, когда нужда придет…

Если бы кто потом спросил прионсу Илайну, почему она послушно и даже без внутреннего ропота выполняла требования урхуд, ей бы не удалось ответить. Но тогда, при колыхании свечей, окруженная запахом огня и диких цветов, ей казалось, что так и должно быть. Она легла на стол и оголила живот, задрав робу и нисколько не стесняясь наготы перед чужой полусумасшедшей старухой.

Узловатыми бурыми, как древесная кора, пальцами, та помяла ей кожу на животе, нашарила в корзинке воронье перо и вдруг резко дунула прямо в лицо Айлин, от чего та на миг зажмурилась. А Гримхильда, устремив слепые глаза в потемневшие потолочные балки, принялась что-то царапать пером вокруг ее пупка, глухо бормоча непонятные слова. Было немножко больно и щекотно, хотя старуха довольно сильно вдавливала кончик пера в кожу. — Чуть кровит, — пробурчала она себе под нос, закончив таинственный ритуал. Отойдя к холодному очагу и ухватив горсть золы, втерла ее поверх кровоточащих ранок.

— Подымайся, дева, — мне вздремнуть пора, — проворчала Хильда, и уже не обращая внимания на гостью, побрела к низкой лежанке возле маленького тусклого окошка. Айлин вскочила, осторожно стряхивая с кожи остатки золы и с удивлением разглядывая грубоватый, но красивый орнамент из незнакомых знаков-букв, двойным кольцом охвативший ямку пупка. Ну и как незрячая умудрилась так точно выполнить рисунок, если не владеет яджу. Без сомнения, старуха — просто сильный димед… Когда Айлин оглянулась на похрапывающую бабку, то невольно остановилась, увидав, что в ее седых спутанных волосах, как в уютном гнездышке устроилась розово-бирюзовая птичка. Осторожно выйдя за порог, Айлин едва не вскрикнула… Из плошки с молоком и размоченным хлебом, которую она чуть не опрокинула, мирно насыщались два огромных ворона, толстый серый кот, уж и три полевые мыши, издавая умиротворяющий писк, карканье, мурчание и шипение…

Гретте она все рассказала в подробностях, с удовольствием выслушивая ее охи и ахи… Все, да не совсем… — умолчав лишь о странных словах Гримхильды, которые та невнятно прошамкала уже в полудреме: — А служанку-хохотушку свою не обижай — недолго ей осталось смеяться…

К самому гаданию Айлин отнеслась не слишком серьезно, — это было жутковато, любопытно, загадочно, но и только… Однако же, когда старуха неожиданно упомянула Гретту, ей стало тревожно.

— Она что же — захворает? — почему-то шепотом спросила Айлин.

— Не захворает, — тяжело качнула старуха головой, и птичка в «гнезде» качнулась вместе с ней. — Ее здоровую куры заклюют…

***

Караван состоял из трех длинных и широких двенадцатиколесных вагонов. Впереди двигался вагон для управителя каравана и охраны, центральный вагон, предназначенный для прионсы, соединялся с первым и последним переходными мостками с ограждением, чтобы никто не свалился под колеса во время движения. Массивная конструкция отличалась подвижностью, легко преодолевала повороты, подъемы и спуски, а многоярусные рессоры и высокие резные колеса с каучуковой обивкой по ободу в несколько слоев оберегали путешественников от малейшей тряски, пронося над ровно уложенными плитами старого тракта и жидкой грязью во время ливней.