Держась за руки, мать и дочь повернули на улицу Кымгансан и подошли к проулку, где располагался черный рынок — Большой Чангмаданг. Раньше это был самый крупный рынок Пхеньяна с многочисленными рядами деревянных прилавков, за которыми торговцы продавали бог знает где добытое добро — от чистого белого риса до хлопчатобумажных носков, дождевиков, крысиного яда, китайской утвари ярких цветов и стеганок. Даже пиратские диски с южнокорейскими мыльными операми там имелись.

Можно было часами ходить среди прилавков и разглядывать невероятное множество товаров, вот только руками все это трогать запрещалось: если тронешь, придется купить. Люди зарабатывали хорошие деньги на черных рынках до тех пор, пока Великий Руководитель не взялся за них и не свернул то, что было процветающей отраслью экономики. Теперь Большой Чангмаданг стал похож на город-призрак.

Суджа выпустила руку матери и пошла вдоль прохода, над которым нависали черные электрические провода. Большинство прилавков пустовало, а некоторые и вовсе развалились — куски фанеры оторвались от деревянных основ. Над редкими очагами поднимались струйки серого дыма — это хозяйки, сидя возле них, помешивали в котелках суп с лапшой. Еще у нескольких женщин на коленях лежали одеяла, а на них были разложены картонки с какими-то ростками. Одна продавщица торговала желтым порошком, разложенным в виде аккуратных конусов. Суджа покосилась на желтые пирамидки, пытаясь определить, что это, а потом догадалась: кукурузная мука. Но ведь она входила в государственный паек. Непонятно, зачем кому-то могло понадобиться тратить воны и покупать ее?

— Суджа! Времени нет! — позвала мать, и дочь поспешила за ней.

Они увидели очередь задолго до того, как заметили указатели на государственной базе — цепочка людей огибала здание вокруг и тянулась вдоль всего квартала. Суджа с матерью, заняв место в самом конце, вытягивали шеи, чтобы понять, насколько быстро продвигается очередь. Люди не без гордости появлялись из-за дверей базы и с важным видом шли, покачивая новенькими полиэтиленовыми пакетами с красной эмблемой «Магазин № 12». Суджа просунула руку под материнский локоть и прижалась поплотнее, чтобы согреться. Послеполуденное солнце уже начало клониться к горизонту, и девушке в ее жакетике становилось прохладно.

— Хочешь чаю, чтобы согреться? — предложила мать.

— Нет, все хорошо. — Суджа напрягла плечи и прижала руки к бокам.

Очередь продвинулась всего на несколько футов, и они прошли вперед вместе с другими людьми, которые уже начали роптать. Какой-то мужчина постучал в дверь базы. Никакой реакции не последовало, он постучал снова, а потом еще раз, пока дверь наконец не открылась. Появившийся из-за нее низенький человечек в темно-синем пиджаке с логотипом «Магазин № 12» на лацкане оттолкнул нетерпеливого покупателя в сторону и сложил ладони рупором у рта.

— Товарищи, внимание! — прокричал он. — На открытие пришло так много народу, что у нас заканчивается товар. Уже нет туфель, пиджаков и прочего… — Он немного помолчал. — Брюк тоже, кажется, нет, и белья… и кухонных принадлежностей.

Толпа всколыхнулась:

— Что значит нет? Уже?

— Как так?! — выкрикнул какой-то человек. — Только первый день работаете!

Сотрудник базы повернулся, намереваясь скрыться за дверью, но мужчина поставил ногу на порог, не давая закрыть ее.

— А ботинки, ботинки остались?

Человечек покачал головой.

— Совсем никаких?

— Что же это такое! Мы два часа стоим здесь, а вы заявляете, что вам нечем торговать?! — возмутился кто-то из очереди.

— Не совсем нечем. Кое-что еще есть, но что-то уже закончилось.

Слово «закончилось» всегда было главной причиной крика и шума на государственных базах, но то, что такое произошло в день открытия совершенно нового «Магазина № 12», выглядело насмешкой. База должна была стать символом «нового плана экономического возрождения». Суджа таращилась на сотрудника магазина; от ее предвкушения новых туфель на каблуках не осталось и следа, и вместо него возникло замешательство и негодование. «Забудь о туфлях, нужно пальто, хотя бы пальто!»

Люди, тихо ругаясь, начали расходиться.

— Стоит ли нам стоять дальше? — с сомнением в голосе спросила Суджа у матери.

— Подожди минуту. Раз уж мы пришли, так просто не уйдем.

Мать взяла дочь за руку и потянула вперед, в начало очереди, которая уже стала распадаться. Приблизившись ко входу, она достала маленький белый листок — пригласительный билет.

— Извините, извините! Мы получили пригласительные от министра Лима. Можно нам зайти?

Служащий уже поднял руки, будто собираясь оттолкнуть ее, но тут его взгляд упал на билет. Он поглядел на норковую накидку женщины, на Суджу, а потом снова на пригласительный. Пожав плечами, мужчина отступил в сторону и впустил их внутрь.

Суджу охватило легкое возбуждение, когда она прошла за матерью в помещение. В магазине было градусов на десять теплее, чем на улице, и девушка тут же расслабилась и задышала свободнее. Она оглядела новенькие хромированные белые вешалки, стоявшие рядами по всему залу. В помещении было подозрительно тихо, полки выглядели почти пустыми, как и стеклянные витрины. На черной стене висел красный баннер с надписью: «Слава экономическому возрождению Чосона!» Несколько человек бесцельно бродили вдоль рядов, то касаясь тарелки на одной из полок, то осторожно беря в руки лопатку для риса, будто это были хрупкие музейные экспонаты. На столах, возле которых собрались что-то тихо обсуждавшие между собой женщины, было расставлено несколько кастрюль и еще кое-что из кухонной утвари. Суджа растерянно смотрела на пустые вешалки. В отделе одежды пальто не было. Не было и женских туфель.