Мама поработала над объявлением и показала текст Пину: «Высокий одинокий мужчина, тридцать шесть лет. Здоров, силен. Из хорошей семьи. Владелец фермы в Фушуне».

«И тут еще будет твоя фотография», — сказала мама.

«Выбери посимпатичнее».

«Конечно».

«А может, убрать про ферму?» — спросил Пин.

Мать задумалась, стоит ли сообщать, что он владелец земли (а значит, мужчина со средствами) или лучше ферму не упоминать. Но все-таки решила оставить все без изменений. Женщина вырвала десять листков в линейку из блокнота и написала еще десять объявлений.

Она развесила их в Шэньяне, в тех местах на Ярмарке невест, где уже трепетало на ветру множество разноцветных листков, повешенных другими людьми, кто предлагал своих сыновей и дочерей на выданье. Она наклонилась, чтобы почитать объявления с фотографиями женщин. Конечно, среди множества женских имен должна найтись пара и для Пина. Госпожа Ван аккуратно списала имена и номера телефонов в маленькую записную книжечку — список получился из нескольких десятков имен.

Женщина обзвонила их всех, расспрашивая матерей об их дочках, но в большинстве случаев получала короткий ответ: «Она уехала» или «Уже вышла замуж». И все-таки ей удалось организовать несколько встреч. Пин ходил на них со странной смесью обиды и надежды в сердце. Все эти оставшиеся девушки красотой не отличались и были в основном невзрачными или неуклюжими. Одна оказалась очень низенькой с круглым лицом. Не сказать, что это сильно мешало Пину, но ему совсем не хотелось добиваться их внимания. Этим глупым уродливым девицам очень бы повезло, если б удалось выйти замуж за такого мужчину, как он.

В результате никто из них не подошел.

В конце концов мама сказала, что все же нашла ему партию через брачных посредников. Но когда эти двое мужчин вошли вместе с девушкой, Пин понял, что это не обычная партия: мама заказала женщину из Северной Кореи. Он не знал, что и думать по этому поводу; его обуревали разные чувства, в которых Пин не мог разобраться.

Ей-богу, ему было бы легче, если бы мама сказала о том, что собирается привести в дом «северянку». Да и вообще, лучше бы она не заказывала для него невесту. Ему, конечно, хотелось, чтобы у него была женщина — давно пора, но почему «северянка»? И обязательно ли ей было быть такой симпатичной? Уродину ему не хотелось, но эта девушка была такой красивой, что ему становилось страшно. Возможно, она горожанка. Похоже на то. Пин закурил и, зажав сигарету между средним и безымянным пальцами, сложил ладонь чашечкой возле рта. Не спеша докурив сигарету до самого фильтра, он раздавил окурок, смешав его с землей. Потом поднялся, снова вытер руки о штаны и направился к дому.

Госпожа Ван открыла дверь, и холодный воздух ворвался внутрь, тут же наполнив небольшое помещение. Он проник и в маленькую комнату, принеся с собой звуки утра: скрип стула, гудение газовой горелки, запах кипящего рисового отвара. Женщина уперлась кулаками в бедра.

— Вставай, — сказала она и направилась к кровати, на которой под ватным одеялом лежала Суджа.

Хозяйка резко и грубо похлопала девушку рукой по спине и уставилась на нее проницательным взглядом. У госпожи Ван было смуглое лицо, скулы, напоминающие полированные каштаны, и «гусиные лапки» возле глаз. Взяв Суджу под локоть, она вывела ее за дверь.

К ванной они подошли как раз в тот момент, когда оттуда выходил Пин. Он украдкой взглянул на девушку, перед тем как Суджа быстро юркнула в дверь. Заперевшись изнутри, она оглядела длинное, узкое помещение. С пола до потолка ванная была отделана зеленой с коричневыми цветами кафельной плиткой. В левом углу из крана в синее ведро капала вода, переливаясь из него в ржавый слив. С другой стороны находился забранный в плитку напольный унитаз и еще одно ведро с водой. Над туалетом располагалось небольшое окно примерно в фут высотой и в полтора фута шириной. Оно было слишком маленьким, чтобы через него можно было пролезть, однако Суджа все равно подошла к нему и попыталась открыть раздвижные рамы. Она прилагала усилия, но они не поддавались. Суджа уставилась на окно, стараясь унять нарастающую панику. Как ей выбраться отсюда?

Даже если бы ей удалось пролезть через окно, она не смогла бы убежать, поскольку поблизости не было ни леса, ни рынка, ни зданий, где можно было бы спрятаться. И бог знает, где все это находилось. Но Суджа старалась не отчаиваться. Она должна отыскать путь к спасению. Девушка сделала глубокий вдох, опустила руки в голубое ведро и плеснула себе на лицо. От ледяной воды все тело мгновенно окоченело.

Выйдя из ванной, Суджа заметила господина Вана, который с металлической цепью и замком в руках вошел через боковую дверь.

— Пойдет? — Он показал все это жене.

Цепь была новой и отливала голубоватым серебром, а в замке торчал ключ. Госпожа Ван, не прекращая жевать, чуть заметно кивнула и показала на гостиную.

Господин Ван оглядел мебель — стол, диван, приставные столики, телевизор, — но не нашел ничего такого, к чему можно было бы прикрепить цепь.

— Надо что-нибудь покрепче, с чем она не сможет уйти, — сказал он.

— Может, кровать? — предложила жена.

— Я же сказал, что-то крепкое…

— Тогда привяжи ее к плите.

Он посмотрел в сторону кухни, а потом сказал Пину: — Ступай приведи ее.

Пин подошел к Судже, нерешительно посмотрел на нее и, взяв за руку, повел на кухню.

— Отпустите меня! Не нужно меня привязывать! — запротестовала Суджа.

Как только она оказала сопротивление, манера Пина изменилась: он схватил боровшуюся Суджу уже за обе руки, крепко сжал и толкнул к отцу.

Ван обернул цепь вокруг ножки плиты, схватил Суджу за щиколотку и обмотал вокруг той цепь, а потом защелкнул замок. Резким движением он дернул за цепь, чтобы удостовериться в надежности замка.