И тут Дорану пришлось смириться с судьбой и приветствовать знакомых, обмениваясь ничего не значащими фразами.

— Ваше сиятельство, как давно я не видела вас!

К нему подошла женщина в коричневом платье с высоким кружевным воротником, чью талию даже в старости стягивал тугой корсет. Вопреки моде на ее крохотной шляпке красовалась цветочная композиция, руки сжимали кисет, а не вышитый ридикюль. Нездоровой бледности лицо скрывали румяна и пудра, тонкие брови были начернены; еще немного краски, и старая графиня выглядела бы вульгарно, но каким-то чудом эта поразительная женщина никогда не переходила грани, оставаясь точно на ней.

— Ваша светлость, годы к вам милосердны, — улыбнулся старушке Доран. — Что заставило вас вернуться в столицу? Мне казалось, вы добровольно оставили Тоноль ради уединения…

Светская беседа всегда легко давалась: простые слова ничего не значили и ничего не стоили, только надоедали быстро. Графиню, что была подругой-покровительницей его матери, он видел в последний раз давным-давно.

— Ныне обязательства вернули меня в столицу. Видите, вон там, в стороне, девушка? Это Ниира Таргери, баронета Шайра, когда-то ее родственники сильно помогли мне, и теперь в благодарность я пообещала помочь ей освоиться в свете.

Пока графиня говорила, Доран скользнул взглядом по указанной особе. Среднего роста светловолосая девушка с круглым лицом и растерянным видом прихрамывала на левую ногу, и даже спрятанный под темно-синим платьем корсет не делал ее фигуру менее коренастой, а саму баронету — более привлекательной.

— Не поздно ли искать мужа, тем более здесь? Двор уже не знает, кто такие Таргери, — про себя герцог считал минуты, оставшиеся до начала службы.

— Действительно, их семья удалилась от двора лет тридцать назад, разорившись, — вздохнула графиня, переложив сумочку из одной руки в другую. — А ей неполных шестнадцать, девочка выглядит ужасно взрослой! Но, поскольку я обязана, сделаю всё возможное, — старушка поджала губы, и Доран понял, что сил у нее хватит не на одну бесприданницу. — Кажется, это за вами, — улыбнулась она, показав на подошедшего к ним юношу в белой ливрее.

Слуга поклонился и сказал Дорану, что император ожидает его в ложе. Ложа находилась справа, и тяжелые портьеры только-только убрали. Императорская чета сидела и улыбалась всем присутствующим, глядя сверху вниз. Паоди Каэр-Моран был мужчиной в расцвете лет, с короткими бакенбардами и вьющимися темными волосами, которому необычайно шли белый и алый цвета — цвета власти. Рядом с ним, одетая в тех же тонах, сидела беременная императрица. Просто убранные волосы, приятный румянец и открытая, добрая улыбка вкупе с врожденным чувством справедливости давно и безоговорочно сделали Саиру любимицей простых людей.

Когда Доран подошел к лестнице в ложу, часть стены алтарной отодвинулась, выскочил, придерживая ее, монах в голубой рясе и поклонился. Кардинал вышел клюдям, и все поднялись.

— Начнем же! — произнес ухоженный старик в зеленой мантии, на вид которому никто не дал бы его законных семидесяти трех лет, только пятьдесят или пятьдесят пять.

Все присутствующие очертили открытыми ладонями круг, кардинал же медленно в ответ провел рукой сверху вниз — блеснул рубином перстень на большом пальце, и все сели. Доран в это время сел на свободное место рядом с императором, наполовину скрытое портьерой. И поморщился, поскольку невольно в его сторону покосились все присутствующие.

— Первый камень этого Догира был заложен шестьдесят лет назад, в день, когда закончилась война за Ассонский предел, и закончилась она победой империи! Последний камень был вложен в эти великие стены год назад, а ныне первая служба пройдет в день трехсотлетия со дня рождения первого императора династии Каэр-Моран! Мы все помним историю и знаем, чего стоило императорам сохранить Лотгар единым, сильным, цельным!

Кардинал говорил, то разводя руки, то снова складывая их на уровне живота. Он смотрел на всех и одновременно в душу каждого, этот благообразный старик, сочетавший в себе духовное лицо и жесткого политика.

Интерес к Дорану в ложе пропал, когда кардинал смолк, а к Ги-Ра подошел и распахнул ее первосвященник в зеленом облачении с красной окантовкой. Медленно двинулись длинные пальцы с простыми серебряными кольцами по строкам книги… В императорской ложе царила образцовая тишина, не было слышно даже дыхания, и все взгляды, как один, устремились на первосвященника, что напевно читал псалом за псалмом.

— Всё, ты их больше не интересуешь, — чуть наклонив голову, заметил император.

Цепкий взгляд Дорана тут же метнулся вниз. Успокоились, да, но то и дело косились в сторону императорской ложи, а потому герцог только покачал головой, вздохнув, как старик. Вообще он и император были ровесниками, однако то ли из-за черного мундира и вечно серьезного лица, то ли из-за стального отблеска эполет Доран выглядел лет на десять старше.

— Ваше Величество?..

— Слушаю, Доран.

— Мне принесли записку…

И он пересказал происшествие, про себя тихо радуясь, что его провал со шпионом временно забыли.

Паоди прикрыл глаза, на его напряженную руку скользнула ладошка Саиры и ободряюще сжала. Вскоре слуга в белой ливрее спешил во дворец, чтобы передать приказ императора об усилении охраны.

Доран потер переносицу: проклятье, он хоть когда-нибудь выспится?! Первосвященник выводил занудные псалмы, как будто специально жутко растягивая их, и казалось, что у книги нет ни начала, ни конца, что слушать им, пока не обратятся в мумий точно посреди этого зала. Ну почему, почему Доран не мог отказаться от этого открытия Догира? Поспал бы… Однако нельзя-с! И еще эта записка… Пожалуй, место за портьерой следовало назвать и благодеянием: можно и в самом деле вздремнуть.