— Ты куда? Больно?

— Нет, — качает головой и стягивает с себя футболку. — Сейчас вернусь… раздевайся, полностью…

Он скрывается в дверях и возвращается так быстро, что я не успеваю свести ноги. Бросает рядом со мной два квадратика презервативов.

Смотрим друг на друга, тяжело дыша. Вот она — точка невозврата. Мы оба готовы сдаться и прыгнуть.

Под горящим диким голодом взглядом обнажаюсь полностью.

Я почему-то совсем не боюсь ни боли, ни литров возможной крови. Вообще ничего не боюсь. В голове пусто, телу мягко и хорошо. От накатывающего удовольствия потряхивает.

— Это не в счёт той ночи, — произношу тихо.

— Я знаю, — отвечает и быстро облизывает губы.

Мягко касается пальцами лодыжки и ведёт выше. Чертит круги и линии. Исследует моё тело, так что у меня перехватывает дыхание.

— Тебе надо кончить… — шепчет, прикусывая мочку. — Сможешь?

— Да…

Снова наваливается сверху и трогает меня между ног.

Не церемонясь, растягивает, вставляя сначала один палец. Дразнит им прямо на входе, имитируя движения вперёд-назад. И, кажется, упивается количеством выделяемой мной смазки, потому что его глаза горят просто безумным адским огнем. А затем под мой тихий скулёж и всхлипы удовольствия добавляет второй.

— Я… скоро… — впиваюсь ногтями в его плечи, приподнимая бёдра, прошу дать больше.

Теперь движения Мирона становятся более резкими, торопливыми. Ощущения внутри нарастают. Пружина сжимается, готовая лопнуть.

Я могу думать только о Гейдене. О том, что он делает с моим телом, настолько он хорош. Как целует, шепчет грязные пошлости, от которых у меня кругом голова и которые, оказывается, мне так нравятся.

Он вскидывает голову, отвлекаясь от моей груди и шепчет:

— Улетай.

Я кончаю, глядя ему в глаза. Он ловит мои стоны губами, до последней судороги. Ласкает пальцами между ног, языком трётся о мой язык. И мне хочется продлить этот момент до бесконечности.

Но у Мирона другие планы, он скатывается с меня и начинает раздеваться сам. Сглатываю, сводя колени домиком.

Сквозь ресницы разглядываю его тело. Косые мышцы живота, каменный пресс и тёмную дорожку волос, спускающуюся к его паху. И, наконец, член, по которому Гейден неспешно расправляет презерватив, не переставая смотреть на меня.

Или мне только кажется, что неспешно, потому что кидается он на меня снова как голодный зверь. Придавливая своим телом, страстно целует в губы. Исследует языком нёбо, трётся о мой язык, и так по кругу. Усыпляет бдительность. А потом я чувствую, как наши бёдра в очередной раз соприкасаются, но сейчас между ними нет никаких преград в виде одежды. Лишь тонкий латекс.

Я скользкая и мокрая. Он твёрдый, каменный и большой. Напряжённый. Мирон прижимается губами к моей шее, гладит грудь, рёбра, талию и просовывает руку под поясницу. Он меня хочет. Хочет так сильно, что его самого трясёт. Но в то же время Мирон не спешит, доставляет мне удовольствие. Словно, несмотря на всю его охоту, угрозы, наши непростые отношения, он даёт мне шанс дать заднюю и оттолкнуть.

Но я не хочу отталкивать.

Во рту пересыхает, поворачиваю голову и нахожу чужие губы. Прихватывая, мягко целую, он отвечает.

Мирон толкается в меня ещё раз и, несмотря на не совсем приятное жжение и давящее чувство, я пытаюсь расслабиться и впустить его в себя полностью.

Мы замираем. Мирон на мне. Мы в его квартире. В его постели. На моём языке его вкус. Его так много, что я горю. Он во мне.

Мой первый. Личный дьявол.

Лёгкая секундная боль простреливает низ живота, позвоночник и отдаётся где-то в затылке. Даже пальцы на руках покалывает. Это так странно. Необычно. Волнующе. Вкупе со всеми пережитыми за последние двадцать четыре часа эмоциями — потрясающе. Гремучий коктейль. Фейерверк. Несмотря на боль.

Широко распахнув глаза, хватаю ртом воздух. На плечах Гейдена остаются красные полумесяцы от моих ногтей.

— Расслабься…

— Легко сказать…

Это не его только что проткнул шампур. В уголках глаз собираются слёзы. Дискомфорт отходит на второй план, и я слегка приподнимаю бёдра. Пробую новые ощущения. Выдыхаю, сжимаясь вокруг члена, отчего Мирон шипит мне на ухо проклятья.

— Ты как? — спрашивает тихо и целует в висок. — Я продолжаю?

— Да…

Он толкается в меня сначала аккуратно и бережно. Щадит. Совсем не так, как я ожидаю. Постепенно движения нарастают, выпады становятся резче, глубже, острее. Боль смазывается, уходит на периферию сознания. Дискомфорта почти нет. Я опять во власти его умелых губ, рук, пальцев, которые так точно находят самые чувствительные точки, и его языка.

С моих губ срываются стоны, его имя, нежности, за которые я потом буду себя корить. Но сейчас не в силах смолчать.

Я глажу его лопатки, затылок, слизываю капельку пота с виска и откидываюсь, выгибаюсь на подушках, подставляя под поцелуи ноющую грудь и шею. Между нами так мокро и скользко, что я почти не чувствую неудобства. Воздух наполняется пошлыми звуками, нашим частым дыханием и глухим протяжным стоном Мирона. Он продолжает работать бёдрами, а я приподнимаю свои, пытаюсь ухватить за хвост свою волну нарастающего удовольствия.